Тайна Черного дома

Лука ступил в воду ручья. Вода была совсем не холодной, сродни комнатной. Сначала она доходила Луке лишь по щиколотку, потом поднялась до колена. Он продолжал идти, словно завороженный. Сказочное человеческое лицо вблизи оказалось лишь комбинацией света и теней, отблесков преломленного сталактитами света. Зачем же он шел тогда?

Позднее Лука сообразил, что его манило вперед какое-то предчувствие. И оказалось, что предчувствие это связано с запахом — густым оранжевым, багряным. И Лука шел на него, тянулся, как к мощному магниту.

Но при чем здесь тогда музыка? Он так ясно, так отчетливо ее слышал. Слуховые галлюцинации? Или побочный эффект его приборчика? Быть может, в эти минуты где-то неподалеку или, напротив, очень далеко в самом деле исполнялся полонез Огинского?

«Боже, я совсем, совсем схожу с ума, пора кончать с этими поисками…» — подумал Лука и в ту же секунду запах, тугой, энергичный, оранжевый ударил в его нутро, как ударяет волна во время прибоя. Он торопливо пошел по ручью вперед, в густую, обнявшую его со всех сторон темноту. Запах! Он как будто не приближался и не удалялся. Говорят, так ведут себя призрачные огоньки на кладбише. Ты шагнешь, он отодвинется, отступишь на шаг — приблизится к тебе.

«А ведь я могу заблудиться!» — с тревогой подумал он. Хотя, казалось бы, заблудиться было трудно. Ведь он двигался все прямо и прямо. Потом, правда, пришлось свернуть. Ручей, слившись с другими, стал не ручьем уже, а настоящей речкой с шелестящим на разные голоса быстрым течением. Лука уже не мог идти по воде — было слишком глубоко, почти по грудь. Он боялся, что впереди под водой может оказаться яма или что-то вроде этого, и решил обойти глубокое место по параллельному коридору. Шелест воды слышался рядом, значит, всегда можно вернуться назад, к сталактитовому образованию. А уж оттуда рукой подать до людей, до стоянки. Он позовет, и его наверняка услышат.

Он продолжал двигаться вперед и остановился только тогда, когда запах перестал быть для него ориентиром. Нет, он не исчез, он стал так слаб, что трудно было понять, с какой стороны его доносило. И шелест, голос воды стал почти не слышен.

Лука стоял в глубоком смятении. Казалось, еще десять — двадцать шагов назад он точно знал, как вернуться, теперь же был в полной растерянности. Со всех сторон будто черной ватой он был окружен, обложен густой, осязаемой даже на ощупь темнотой.

«Только не паниковать! — приказал он себе. — У меня еще уйма сил и у меня фонарь с почти целой батарейкой…» Он шел еще минут пятнадцать. И снова остановился, подумав, что успел пройти не меньше километра. Стало жутковато: между ним и людьми была гора толщиною в целый километр! «Может быть, крикнуть? И они придут… Он вспомнил, что читал где-то, кричать бесполезно, это ничего не даст. Но удержаться было слишком трудно, и он прокричал хрипловатым голосом:

— Э~э-эй! Я зде-е-есь!..

Тотчас ему ответил целый сонм голосов, громких и тихих, всхлипывающих, веселых. Это отголоски подземного эха сбежались из десятков, а может быть, сотен коридоров.

«У меня еще уйма сил…» — Он выключил фонарик, надо было экономить остатки батарейки. Вместе с черным мраком его охватил ужас. И неясно, что было сильнее.

Что же теперь делать? Идти или продолжать стоять на месте? Ведь должны же его искать в конце концов. Не может быть по-другому!

— Кадушки-ин! Его-о-ор!

Он накрепко заткнул уши, чтобы не слышать страшного ответа пустоты. Выждал минуту-другую. Орать, пожалуй, нельзя. Самое умное, по-видимому, сидеть. Прямо здесь, где он остановился. Самое страшное, но и самое разумное.

Внезапно он почувствовал, что теряет силы. Мрак, темнота, которую можно было разгребать лопатой, отобрали у него все.

«В чем, собственно, дело? — размышлял он, стараясь подавить охватывающую его тоску. — Буду сидеть вот так, на корточках под стеной, пока не найдут…» От тоски ли, от страха или от усталости, но на какое-то время он впал в забытье.

* * *

— Вы что, мон шер, идиот? Или, может, задумали бежать?!

Эти слова прозвучали для него как музыка. А некоторое время назад сквозь забытье он услышал выстрел. Потом еще один. Значит, его искали.

Огромного труда стоило ему сдержаться, не закричать в ответ. Он помнил про звуковые всплески, отголоски эха, которые собьют с толку любого. Но кричать хотелось нестерпимо. И крик этот вышел из него обильными слезами. В немой пронзительной темноте он не стыдился их. Но все-таки убрал концом рукава и включил лампочку.

— Как же вы посмели так нагло заблудиться?!

— Идите вы… — Лука улыбнулся и провел рукой по лицу, чтобы смахнуть остатки подозрительной влаги.

Но Кадушкин был совершенно не склонен затевать с ним дружескую полемику.

— Не забывайтесь! — отрубил он жестко. — Отныне вам придется исполнять роль ездовой собаки, поскольку Егору нужна свобода действий. Кроме своего, будете таскать и его рюкзак!

Злость и досада прятались недалеко от Луки. А он-то хотел обставить сообщение о близости клада торжественно, с помпой.

— Ваш занюханный следопыт со своим рюкзаком может катиться куда подальше! А клад я нашел…