К одному из таких «самостоятельных» и шел сейчас Никифоров в такой неурочный, поздний час. Димой звали этого человека, а точнее — Денисом Ивановичем Догару. И был он молдаванином из благословенной придунайской области. Но для нашей истории это не имеет никакого значения. Более существенно то, что едва ли не каждого в этой так называемой гостинице можно было прижать или, образно говоря, взять за одно место. И милиция этим, конечно пользовалась. А потому платить за дыньку или за помидоры на закуску никто из служивых даже и в голове не держал. Надо сказать, на этот счет у них, как охранная грамота, было и оправдание. Наша, мол, служба «и опасна и трудна». А платят гроши.
Никифоров, к слову, положением своим в таких вещах не злоупотреблял, на это у него были свои принципы. А Диму Догару он даже избавил однажды от некоторых серьезных затруднений. Попросту закрыл глаза кое на что, чем и отмазал человека. И теперь Дима был как бы никифоровским должником.
Наверное, один из немногих в этой обители Дима сейчас спал. Никифорову пришлось тихо постучать в окошко — благо жил Дима на непрестижном первом этаже и спал чутко. Работал он с утра до вечера: крутился, встречал поезда с грузами, торговался, торговал, улаживал дела с рэкетирами. В Измаиле у Димы остался мальчишка, сын, а с женой они были разведены. И все это Диму безумно расстраивало. Но только внутри. Снаружи он был исключительно спокойный, миролюбивый и слегка ироничный человек.
Дима молча отреагировал на стук, сквозь небольшую щель между занавесок рассмотрел пришельца и открыл окно.
— Николай Петрович?..
— Пусти-ка, Дим, я влезу…
Когда Никифоров оказался в комнате, Дима плотно задернул шторы, включил свет и достал бутылку коньяка, хотя был почти уверен, что Никифоров откажется. И Никифоров понимал это. Но ритуал почтительности надо было соблюсти. Когда Дима поставил на стол рюмки, Никифоров остановил его.
— Дело у меня к тебе, Дима. С этим не беспокойся, сядь-ка лучше, послушай.
Дима, разумеется, понимал, что пришли к нему по делу. Иначе зачем Никифорову, такому серьезному и положительному мужику (хотя мент, он и есть мент), заходить к нему в такой час.
Но даже у Димы, привычного ко всему, что называется, едва не отвисла челюсть, когда он услышал просьбу Никифорова:
— Граната, Дим, нужна, противотанковая. В крайнем случае — противопехотная…
— Сейчас? — Дима сглотнул воздух, попавший в гортань, отчего кадык его дернулся. Спросил он так, на всякий случай, хорошо понимая, что граната нужна именно сейчас. Иначе зачем бы Никифорову лезть к нему в окно в два часа ночи. И не то чтобы Дима не держал никогда в руках гранаты — чего не подержишь в наш рыночный век! — однако и ему эта просьба показалась довольно деликатной.
— Ну ты, Петрович, меня удивил! — проговорил он, опомнившись, и в словах его была чистая правда.
Никифоров вынул из кармана золотой кружочек — предпоследний из остававшихся у него. Все это выглядело, как теперь говорят, круто — и просьба о гранате, и расплата золотом.
— Очень прошу, Дима, достань!
Догару сидел, потупившись. Просьба была стремная: ведь к кому идти-то придется — подумать страшно! Но одновременно эта просьба была и почетной. Во-первых, те, кто даст вещь, уже по-другому будут смотреть на Диму. А во-вторых, они с Никифоровым поменяются как бы местами. Теперь он будет Диме должен. Рассудив все это, Дима перешел непосредственно к делу. Взял золотой.
— Это лучше здесь не показывать. Никифоров и сам понимал это.
— Ты деньгами расплатись. А золото — тебе…
— Сколько же за нее давать?
— На твое усмотрение. За сколько купишь.
Граната, понятно, стоила меньше золотого. Стало быть, Дима имел навар. Не совсем удобно ему было брать с Никифорова за услугу, но бизнес есть бизнес!
Дима положил золотой в тумбочку на глазах у Никифорова, подчеркивая, что он ему доверяет, из тумбочки же достал пачку пятидесятитысячных купюр, тянувшую, пожалуй, на полмиллиона, не меньше.
— Жди…
Никифоров сел в сторону от двери, в угол — так, чтобы его не сразу можно было увидеть. Проверил пистолет и, прикрыв глаза, задремал, зная, что проснется за полсекунды до того, как услышит подозрительный шорох. И сразу будет готов к действию.
Когда вернулся Дима, он уже успел передохнуть. Тот вынул из-за пазухи довольно громоздкую гранату и прямо с порога протянул ему:
— Годится?
Их отношения изменились. Дима чувствовал себя равным. «Ладно, сочтемся…» Никифоров взял гранату. Она была в полном порядке. Даже кольцо примотано клейкой лентой — так сказать, для техники безопасности.
— Поможешь мне, Дим?
— Нет!
— Ни стрелять, ни взрывать. Яму копать… Дима решительно покачал головой.
Никифоров не то чтобы очень на него рассчитывал, а все-таки думал: вдруг поможет!
— Тогда жетон дай мне — позвонить. Расстался он с Димой как бы без намека на обиду. Из автомата позвонил шоферюге, что возил его на Госпитальный и разглагольствовал в кабине.
— Выручишь?
— А ты знаешь, сколько теперь?!
— Об чем разговор — я же плачу!
— Он думает, все можно купить и продать! — усмехнулся шофер, и Никифоров понял: согласится!