Тайна Черного дома

— Петрович, милый! Да разве в это кто-нибудь может поверить? Написать они напишут, потому что необычно, а поверить — не на таких напал! Только через сто пятьдесят…

Глава восьмая. ОН ДЕЛАЕТ ХОД. ПОТОМ ВТОРОЙ

На углу улицы Наливайко и Дачной стоял общественный туалет. Он был построен еще в те незапамятные времена, когда Никита Хрущев собирался где-то здесь отгрохать себе дачу, а Горсовет решил откликнуться на это великое событие столь же великой борьбой за санитарию и гигиену. И наставили по Коктебелю подобных сооружений несколько десятков — испражняйся на славу! Но когда Хрущев дачу строить раздумал, сразу выяснилось, что в общественных туалетах есть большое неудобство: силами коммунальных услуг их постоянно надо чистить, а это хлопотно. Общественные туалеты вместе с содержимым стали заколачивать один за другим. И заколоченные домики постепенно стали частью здешнего пейзажа, как, например, валун, скатившийся когда-то с горы, или куст терновника. Их просто перестали замечать.

Именно в таком домике и затаился Буков, наблюдая, как Лука и Никифоров в сопровождении хозяйки вышли из дома. И калитку закрыли аж на деревянную вертушку…

Едва они свернули за угол, Буков, не теряя пи секунды, вошел в палисадник и направился прямо к распахнутому окну. Тому самому, из которого совсем недавно Никифоров выскальзывал для конспирации. Теперь оно пригодилось и Букову.

Он был, что называется, в кураже, поэтому действовал решительно и ловко. Ухватился за подоконник, подпрыгнул, легко, как на физподготовке, подтянулся и через минуту стоял уже на чистом крашеном полу, в прохладе и полумраке чужой комнаты.

Прежде Буков работал по найму и, так или иначе, мог доказать, что закон не преступает. Теперь он работал только на себя. И уже никто бы не поверил, что он действует рука об руку с законом. Но сейчас ему было на это плевать! У него на глазах два типа извлекли из земли нечто… пока для него непонятное. Но это был явно не комплект туалетных принадлежностей. Скорее всего, это был клад… Ну а если бы у вас на глазах кто-то откопал клад, вы что, сидели бы сложа руки? Так примерно Буков рассуждал и был уверен, что всякий на его месте поступил бы точно так же.

Его не могла не удивить халатность его врагов. Все бросили и ушли, даже окно не закрыли. Но откуда ему было знать, в каком они уходили состоянии и что уносили с собой. Стоимость этого, быть может, равна была, а то и превосходила годовой бюджет иного плюгавого государства СНГ.

В глаза Букову бросились два чемодана. Один был новенький (купленный в Ленинграде), второй — старый, потертый и заслуженный, еще советский. Новый был раскрыт. А там, кстати, под слоем трусов и маек лежали одиннадцать тысяч долларов. При помощи карманного складного ножа Буков вскрыл замки старого чемодана, вышвырнул никифоровское шмотье. Увидев «пулеметную» коробку, открыл ее и обалдел.

Перекладывая содержимое коробки в свои карманы, он вдруг на секунду почувствовал себя обычным домушником. Но только на секунду — и снова наплевал на все на свете.

Буков выпрыгнул из окна, и почти сразу в калитку вошла Лариса Евсеевна. Они увидели друг друга.

Букову ничего не оставалось, кроме как переть на рожон, брать на понт.

— Здорово, тетка! Я тут к Николаю заходил, к квартиранту твоему…

— Здесь нет никакого Николая…

Никифоров и Лука, когда поселялись, представлялись хозяйке другими именами, а документы у них, само собой, никто не требовал. Самыми надежными документами у нас теперь служат «зеленые». Так нам и надо!

Буков пожал плечами, и Лариса Евсеевна догадалась, что он вор.

— А ну-ка уходите отсюда, пока я не позвала…

Зря она это сказала! Буков, в общем, так и хотел — просто пройти мимо. Но теперь он подумал, что она может закричать. И душевно улыбнувшись, шагнул к Ларисе.

— Вы только не волнуйтесь, мамаша… — И он ударил ее кулаком по голове.

С дорожки Лариса Евсеевна отлетела в огород, спиной и затылком ударилась о здоровенную пятидесятилетнюю грушу и потеряла сознание.

* * *

Двое суток Буков тихо лежал на дне. Так обычно выражаются в блатном обществе. Но ему, по-видимому, только так теперь и следовало выражаться. А находился он в Алупке, в снятой комнатухе и нос никуда не высовывал, хозяева, милые, хотя и несколько беспокойные старички за умеренную плату выдавали ему виноградный самогон собственного производства, зарубили по его заказу пару кур.