Тайна Черной пирамиды

— Он еще спрашивает?! — усмехнулся испанец. — Ну, тогда я тебе сейчас все растолкую! — И с этими словами Мартин кинулся на обидчика, ударив того плечом в живот и попытавшись повалить на землю. Но вот уронить здоровяка испанцу не удалось, и уже в следующую секунду он получил сильный удар сверху локтем по спине, от чего сам свалился на землю, но прихватив с собой и противника.

Владимир поспешил вмешаться, но его опередили конвоиры. Обступив упавших на землю и сплетенных, как две змеи драчуна, солдаты нанесли каждому по несколько ударов прикладами ружей, отчего арестанты сразу же разжали хватки.

— А ну прекратить! — выкрикнул один из конвоиров, судя по погонам поручик.

Мартин пробурчал что-то нечленораздельное себе под нос, но спорить не стал, впрочем, как и его противник. Оба виновника драки, позвякивая цепями, поднялись с земли, покрытой свежим мокрым снегом, и встали во весь рост.

— Собаки! — плюясь во все стороны, закричал на них поручик, — если вы еще раз учините мне что-то подобное, я с вас шкуру живьем спущу! Или пристрелю обоих, а потом скажу, что вы пытались бежать! Вам понятно?

Мартин и здоровяк нехотя закивали, понимая, что возражать или спорить с конвоиром выйдет себе дороже.

— Так-то, собаки! — прорычал поручик. — Запомните: здесь вы никто и ваша жизнь в Сибири и копейки ломаной не стоит, так что ведите себя, как подобает! Дважды я не повторяю.

Недавние противники снова закивали, а поручик, давая понять, что разговор окончен, отвернулся и произнес, обращаясь к двум солдатам:

— Вы останетесь их сторожить, — он кивнул в сторону заключенных, закованных в цепи. — Если кто-то изволит шутить, стреляйте без предупреждения, а мы пока пойдем и набьем брюхо.

Двое солдат вытянулись по стойке смирно и отдали честь, после чего поручик в сопровождении оставшихся конвоиров отправился наверх по лестнице, ведущей к дому, стоящему на четырех вкопанных в землю столбах, судя по виду, это был придорожный трактир. Каторжники же так и остались внизу возле этих самых столбов под пристальным взором надсмотрщиков. Кто-то из заключенных присел на корточки, кто-то так и остался стоять.

Владимир же облокотился на деревянный столб и, приняв полу сидячее положение, опустил голову. Молодой дворянин чувствовал себя разбитым и подавленным, а перспективы, открывающиеся перед ним, надеяться на лучшее не позволяли. Следующие семь лет жизни ему суждено было провести здесь в Сибири, обычным каторжником, в неведомом для него остроге, куда их и конвоировали солдаты. А там… там будет еще хуже, постоянно говорил себе Владимир, там он окажется в настоящем аду среди разбойников и душегубов, для которых его дворянский титул не только имеет веса, а скорее наоборот — является лишним поводом для безосновательных придирок и унижений. И виновником во всем этом был хитрый и коварный граф Александр Рябов, так безупречно разыгравший свою месть.

Да, граф оказался намного хитрее и коварнее, чем предполагал Волков, а ведь Анечка предупреждала его об этом. Но нет, он, как всегда, не стал ни к кому прислушиваться, и понадеялся лишь на себя и на шпагу Мартина, за что и поплатился.

"Как жаль, что я не прислушался к Аниным словам, — в который уже раз повторил про себя Владимир. — Интересно, как она сейчас?.. Хотя нет, это теперь не важно! — сказал он себе. — И более я не должен о ней думать!" Владимир уже давно пытался убедить себя в этом, хотя мысли об Ане так и не покидали его, а ее большие черные, горящие как два уголька глаза, всплывали в его сознании по многу раз на дню, но эти мысли лишь будоражили сердце, оставляя на нем болезненную рану. И каждый раз, когда они приходили к нему вновь, Владимир скрепя сердце старался отогнать их, хотя сделать это было нелегко.

"Она ведь даже ни разу не навестила меня в тюрьме", — подумал Владимир. Хотя и на это он находил тысячу оправданий. Возможно, ее просто не отпустила маменька, либо пораженная такими известиями юная дева свалилась в горячке и просто физически не могла навестить его. Но причиной могло быть и то, что Аня, как и Алексей Орлов, который тоже ни разу не навестил его, просто не смогла простить ему смерть Павла — эта мысль разила больнее любого клинка. Но куда страшнее для Владимира казалась мысль о том, что Аня, как благоразумная и здравомыслящая особа, просто постаралась забыть его, осознавая, что семь лет разлуки это большой срок и надо думать о будущем, а не витать в облаках. Да, эта мысль убивала, она была жестокой и в то же время самой рациональной и, как казалось Владимиру, самой близкой к истине. Волков понимал, что никакого совместного будущего с Аней у него теперь и быть не может, и он всем сердцем пытался забыть ее. Но вот последние слова графа, сказанные ему на прощание уже в тюрьме, никак не шли у Владимира из головы и заставляли ненавидеть его еще больше.