Тайна чёрной «Волги»

Подсвечивая себе фонариком, он аккуратно разобрал груду кирпичей, оттащил в сторону доску. Подвальное окошко теперь было широким настолько, что туда можно было протиснуться. Лапин заглянул внутрь, электрический луч, с трудом пробиваясь сквозь сумрак, высветил еще одну доску — прислоненную к стене. Ага, понял Борис, по ней Ромка спускался и потом поднимался обратно.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, журналист наклонился, прилег на мокрые кирпичи, сунул ногу в окно. Затем нащупал ею доску и принялся осторожно спускаться. В нос ударило застарелым запахом кладки, пылью, плесенью, тленом и еще бог весть чем. Зато перестал мочить мерзкий холодный дождик.

Лапин спрыгнул на мягкий пол — за десятилетия запустения он покрылся внушительным слоем застывшей грязи. Луч фонаря по очереди выхватывал щербатые кирпичные стены, прогибающиеся перекрытия и узкий темный коридор, словно бы уходящий в пустоту.

— Где-то здесь должен быть проход наверх, — чтобы придать себе бодрости, журналист принялся говорить сам с собой вслух.

Слова словно бы вязли в окружавшем его сумраке, голос звучал глухо и отстраненно. Лапин почувствовал, что в сознание заползает липкий дремучий страх, давит на психику и заставляет оглядываться на прислоненную к стене доску, узкую полоску неверного света — окошко, через которое он попал сюда…

— Что есть тьма? — принялся он рассуждать, чтобы отогнать неприятные ощущения. — Всего лишь отсутствие света.

Борис шагнул вперед, несмотря на тревожно стучащее сердце, на подающий сигналы разум. И вдруг его отпустило. Ощущение смутного беспокойства осталось, но пропало щемящее оцепенение, грозящее перерасти в панический страх.

Он шел вперед по мрачному коридору, не слыша звука собственных шагов. Хотя нет, отметил Борис, вот же глухой топот моих ног. Просто грязи здесь столько много, что она словно проглатывает любой издаваемый им шум.

«Стоп! — подумал журналист и похолодел. — Это что, эхо?»

По спине, несмотря на подвальную прохладу, прокатились крупные капли пота. Он остановился, но стук шагов продолжал звучать. Словно кто-то шел к нему, но непонятно было — то ли навстречу, а то ли вслед…

— Ромка, ты зачем за мной полез? — громко осведомился Лапин, и шаги вдруг стихли.

Словно кто-то выключил звук или просто остановился. Борис судорожно сглотнул, сделал глубокий вдох и посчитал до десяти. Выдохнул, успокаиваясь и расслабляясь.

«Нет здесь никого, — попытался он себя убедить. — И не может быть. А шаги мне послышались. Или это действительно эхо».

Он пошел дальше по коридору, стараясь топать погромче. Гэдээровские ботинки глухо стучали по застывшей грязи, звук отражался от стен, и Лапин позволил себе улыбнуться.

«Все-таки эхо».

Справа вверх поднимались сбитые ступени — старинные, с витыми чугунными перилами. Похоже, это проход в сам флигель. Борис посветил дальше по коридору — там все так же было темно, и луч не пробивался дальше нескольких метров. Он постоял примерно около минуты, затем решительно зашагал наверх по скрипучим ступеням.

Поднявшись, он очутился в просторном коридоре, насквозь пропахшем горелой древесиной. То тут, то там чернели провалы дверей в детские комнаты. У Лапина внутри все сжалось — он представил, как мечутся плачущие воспитанники, пытаясь выбраться, спастись от огня… А потом увидел это.

Чуть дальше по коридору от того места, где он выбрался из подвала, зиял пролом. Черная дыра в полу, в которой словно бы клокотала тьма. Здесь, во флигеле, даже через заколоченные досками окна пробивался хоть какой-то слабый свет. И на его фоне мрачный провал смотрелся концентрированной темнотой, самой ночью, свернувшейся будто таинственный кот.

Аккуратно шагая и подсвечивая вперед фонариком, Борис подобрался поближе. Ему показалось, что луч словно бы искажается, попадая в самую гущу мрачного маслянистого пятна.

Громкий треск! Прогоревшие в давнем пожаре доски не выдержали его веса, и Лапин, судорожно хватаясь за воздух, полетел вниз, в подвал, где только что был. Вот только высота на сей раз как будто бы оказалась гораздо больше, и журналист приготовился к жесткому приземлению.

В глаза полыхнуло красно-оранжевым, он упал, прокатился по заметенному твердому полу, встал на колени. И понял, что подвал успел сильно измениться.

Глава 39. Иногда они возвращаются

Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 21 сентября, среда

Утром Камышев проснулся разбитым, как будто всю ночь таскал уголь вместо того, чтобы спать. Вчерашний день промчался с огромной скоростью, насыщенный событиями, вот только дать они следственной группе так ничего и не смогли.