Тайна декабриста

Заколоченное в ящики собрание Егудина погрузили в семь товарных вагонов, и покатилось оно без малейшей задержки через всю Сибирь, Европейскую Россию и Германию на причал в Антверпене. Там книги перегрузили на пароход… Егудин оставил себе часть рукописей да несколько сот книг, которыми особенно дорожил.

— И много американцы ему заплатили?

— Какое! — махнул рукой старик. — Задарма продал, вовсе задарма пятьдесят тысяч долларов. Ведь самому-то ему библиотека больше полмиллиона рублей стоила.

— А не помните ли вы, — спросил Максимов, — были в оставшихся рукописях бумаги декабристов?

— Были. На них Геннадий Васильевич совсем случайно наткнулся. Стал как-то разбирать ящик с книжным хламом, что я в Чите купил, потом кличет меня: «Гляди-ка, Яков, вот так находка!».

— Скажите, не было ли среди этих бумаг завещания декабриста Завалишина?

— Как? Завалишина? — старик, морщясь, напряженно пытался освежить что-то в памяти. Потом вздохнул: — Нет, не упомню.

— Подумайте, мы вас не торопим.

Однако воспоминания расстроили старого книжника, он горестно качал головой и все повторял:

— Извиняйте, не могу припомнить. Стар стал. Да разве все упомнишь… Может, в музее знают.

Максимов и Чернобровин, поблагодарив старика, уехали. А Успенский, погасив свет, долго ворочался на своем диване, кряхтел. Как открывшаяся старая рана, мучило его сожаление об утраченной книжной Голконде[3].

* * *

… А в это время полковник в своем кабинете досказывал старшему лейтенанту Чернобровину то, о чем не догадывался старый букинист и что являлось истинной подоплекой этой беспрецедентной сделки.

— Есть еще кое-какие материалы о судьбе егудинской библиотеки. Вот описание егудинского собрания на английском и русском языках, составленное господином Грабиным, — полковник положил на стол монографию, полученную от Гольдман. — Обратите внимание: место издания — Вашингтон, год 1905. Она выпущена еще до покупки библиотеки. Значит, там давно уже целились на это собрание. Зачем оно понадобилось им?

— Культурная ценность? — высказал предположение Чернобровин.

— Как бы не так! Сама по себе такая библиотека, продаваемая за бесценок, являлась, конечно, лакомым куском. Но все-таки не в этом соль. Грабин сам проговорился об этом в своей монографии: «Библиотека г. Егудина весьма богата книгами по Сибири — путешествиями, сочинениями по истории, археологии и геологии Сибири». Среди рукописей имелись уникальные описания Сибири и омывающих ее морей, там содержались указания на местонахождение природных сокровищ, дислокационные документы. Вот что интересовало американскую разведку.

Налицо диверсия, проведенная открыто и безнаказанно. Не было никакой романтики — ни масок, ни потайных ходов, ни револьверов, ни отмычек. Из-за невежества царя и тупости его чиновников, буквально на глазах, среди бела дня «увели» за границу библиотеку, за которой утвердилась слава «сибирской литературной Третьяковки», собрание, представившее национальную ценность. Вот вырезка из журнала «Сибирские вопросы». Видите, что писали тогда здравомыслящие люди: «В Америку увезена знаменитая библиотека г. Егудина. Все тяжелые последствия этого станут еще более ясны будущему поколению… Оно оценит этот факт и горьким словом помянет своих отцов».

— Как в воду глядели!

— Еще бы! Да, теперь стало куда «более ясно». Грабин сдержал свое слово. Егудинское собрание, попав в одно из крупнейших книгохранилищ мира, где насчитывается 35 миллионов различных печатных изданий, не растворилось в этом океане книг. Вся литература и рукописи, касающиеся Сибири, были тщательно отсортированы, а затем поступили в распоряжение известного рода «специалистов» и «экспертов», чтобы служить самым темным и низким замыслам против нашей Родины. Именно в этом тяжкая сторона совершенного преступления. Вольно или невольно Егудин стал пособником тех, кто точит зубы на богатства сибирской земли. Да что с Егудина спросить, когда само царское правительство за гроши разбазаривало русские территории. Вспомните хотя бы историю с продажей Аляски[4].

— Все понятно, Ефим Антонович. Теперь и дело получает новое освещение.

— Безусловно. И Сухорослов становится на свое место. Казалось бы, зачем ему завещание? Он только пешка, действующая по чужой указке. По своим моральным данным Сухорослов — находка для врага. А кому нужно завещание догадаться нетрудно, ведь в нем содержатся какие-то ценные данные о Сибири и бывших русских владениях на Аляске.

— Что же они хватились искать завещание только теперь, через полсотни лет?