Тайна девятки усачей

Танк весь был под водой, и только ржавый ободок откинутой крышки верхнего люка выходил на поверхность. Десятки раз ныряли саперы вокруг танка. Они работали на ощупь в темной воде и выяснили, что в танке лежит почти весь боекомплект, а один снаряд даже загнан в ствол пушки.

Посоветовались и решили взорвать танк со всеми снарядами прямо в речке. Этот взрыв и слышали колхозники расположенных вблизи деревень.

- Но мы не до конца довели дело, - сказал лейтенант. - Надеемся, что вы закончите.

Ребята недоверчиво заулыбались.

- Вполне серьезно! - подчеркнул лейтенант. - Железа там осталось - тонны! И на берег выбросило, и в воде есть… Будет время, запрягите лошадку - и туда! Место найдете - не маленькие! О том, что металлолом нужен заводам, вы лучше меня знаете.

Саперы уехали. Запрет с леса и болота за Усачами был снят.

В тот же вечер Иван Прокофьевич подошел к штабу усачей, в котором проходило очередное совещание, и крикнул:

- Принимайте стройматериалы!

Ребята выскочили в огород. Парторг снял с плеча четыре доски и пояснил:

- Это для лыж. Попробуйте! Если подойдет древесина, получите на всех.

ЛЫЖИ

- Гренадеры, смирно! - Так дед Евсей встретил, ребят, когда они на следующий день пришли с досками на пасеку.- Кончилась ваша вольница! Я теперь генерал над вами!

Мальчишки подхватили шутку и закричали:

- Маршал!

- Генералиссимус!

Старик довольно погладил усы.

- Ладно, - сказал он. - Не генерал и не маршал… Я старшина! Это поважней любого генерала!

Пасечник словно помолодел за последние недели. Он сменил потерявшую цвет рубаху на новую гимнастерку, которую подарил ему командир взвода саперов. Дед Евсей и сам мог бы купить себе любую одежду, но не считал это нужным. Другое дело - подарок! Значит, оценили человека! И хотя гимнастерка была великовата, старик носил ее с удовольствием и, ложась спать, аккуратно расправлял складки, заутюженные еще на фабрике.

За гостеприимство саперы наградили бы деда Евсея и брюками, но во всем взводе не нашлось новых, а поношенные дарить не хотелось. Из-под новенькой гимнастерки у старика вылезали заляпанные воском и медом мешковатые штаны.

Одернув гимнастерку, дед Евсей спросил у ребят:

- С Иваном Прокофьевичем говорили?

- Говорили! - ответил Мишук.

- Все узнали?

- Все! Только кто еще с нами пойдет, - он не сказал. Не решено окончательно… Ты не слышал, дедушка?

- Кого назначат - тот и пойдет, - уклончиво сказал старик. - Вот меня назначили - и иду! Потому - приказ!… И не пошел бы, а иду потеху вам справлять. И что с вами возятся? Помню, когда мне двенадцать было…

- Дедушка! - перебил старика Вовка, зная, что сейчас пойдут бесконечные воспоминания. - Ведь утонем в болоте без тебя!

Пасечник посмотрел на благообразную Вовкину рожицу. На ней не было и тени каких-то других, невысказанных мыслей.

- Что верно, то верно! - произнес польщенный старик. Любил дед Евсей чувствовать, что он нужен людям, что без него нельзя обойтись. Хорошее чувство, светлое! Как раз оно и заставило уступить Ивану Прокофьевичу, который попросил пасечника возглавить поход по болотным тропам. Не стариковское это дело, но раз просят, значит, надо забыть о больной пояснице и о ногах, которые ноют по ночам. И пасечник согласился, проворчав почти то же самое, что и ребятам:

- И что ты с ними возишься, баловство разводишь? Помню, когда мне лет двенадцать…

Иван Прокофьевич был более терпелив, чем мальчишки. Он выслушал старика до конца и сказал:

- Евсей Митрич, давай тогда вернемся к прошлому! Согласен? Оденем наших парней в домотканые рубахи и…

- Это зачем? - возмутился пасечник.

- Вот и я говорю: зачем? И не баловство мы разводим! Это поощрение за хорошую работу! Ребята-то у нас молодцы, умельцы! И поощрение им потому не простое, а хитрое, с начинкой. Болото - это не парк для прогулок. Сходят - и еще кой-чему научатся, а ты вроде учителя будешь. Хотя бы лыжи, о которых ты говорил… Их еще сделать надо! Вот оно какое баловство получается!

«Лыжная фабрика» открылась под навесом, где старик мастерил новые и ремонтировал старые ульи. Первую доску он обстругал сам. Ребята стояли вокруг и внимательно смотрели.

- Уме-ельцы! - ворчал дед, вспоминая разговор с Иваном Прокофьевичем. - Вы мне рубанок да стамеску научитесь в руках держать!

Старик не пользовался никакими измерительными инструментами. Левый глаз и толстый, как маленькое копытце, ноготь на большом пальце заменяли ему и линейку, и циркуль, и карандаш. Ногтем он делал пометки, проводил прямые и закругленные линии. Объяснял отрывисто, но понятно.

- Болотная лыжа пошире снежной должна быть. И короче: лишняя длина ни к чему. По мху шибко не побежишь! Шагать надо, а не ехать. Носок загнуть покруче. С малым носом обязательно зацепишься. А как зацепишься, - своим носом в болото уткнешься!

- Чем же его загнешь, нос-то? - спросил Вовка.

- Это свой нос задирать не следует! А у лыжи загнем! - ответил старик. - На что у меня спина неразгибчива, а и то, как попаришься, - полегчает… Парить лыжи будем… Носок к тому же потоньше делать надо - послушней станет.

- Способ… дедовский! - вырвалось у Саньки.