— Спасибо тебе, Маргрет, очень хорошо, что ты взяла его с собой. В будущем это может иметь колоссальное значение.
— Да, кстати, — сказала она. — Мы что, забыли? Ведь это тоже надо было отдать рыбаку?
Нильс взял у нее пустую свинцовую коробочку.
Он тщательно взвесил ее в руке и ощупал твердый футляр внутри мягкой бархатной подкладки.
Все время глядя на запад, на причал, где по-прежнему виднелась низкая мачта катера, похожая на два растопыренных пальца, и на Эресунн, морская вода которого теперь напоминала одну сплошную черную колышущуюся гладь с пенными гребешками, освещенными светом луны и беспрерывно стремящимися к черным шведским берегам, он устало ответил:
— Да, Маргрет. Разумеется, он должен был получить коробочку.
54
В машине Долли угостила их печеньем.
— Забыла взять с собой завтрак, — сказала она.
Они молча и с аппетитом ели.
— Камень у тебя? — спросил Лассе.
— Гм, — пробормотала Ида.
Они помолчали. Он смотрел вперед через лобовое стекло.
— Я думал было подождать, — начал Лассе, — но будет лучше, если ты узнаешь.
— Ты о чем?
— О камне. Вот уж никогда не думал увидеть его собственными глазами. Это совершенно невероятно. Я видел его только на старинном рисунке углем, и мне о нем рассказывала Альма. Я почти не верил, что он действительно существует.
Лассе перевел дух, было похоже, он собирается с силами. Он засунул в рот сразу три круглых печенья, разжевал их и проглотил и только потом продолжил:
— На самом деле и десять миллионов евро слишком мало. Теперь таких вещей не покупают. За такое убивают. Маленькое перо из платины или что-то типа того, которое растет прямо из странной темно-серой окаменелости, полной драгоценных камней, что это может быть? Что? Можно подумать, что это произведение искусства. Но тебе будет трудно продать это геологу, так сказать. Такой человек, возможно, с радостью выпишет тебе чек на большую сумму, а потом пустит тебе пулю в лоб, чтобы ты никогда не смогла выдать владельца.
Он опять замолчал. Они проехали мост и небольшой коттеджный поселок с названием Сангис. Кое-где в окнах горели рождественские свечи. Ида зажала в ладони большой палец и попросила его продолжить.
— Сначала, в восемнадцатом веке, этот камень звали камнем Линнея. Камень каким-то образом оказался у Карла фон Линнея и долгое время хранился у него. Линней, вероятно, получил его от одного из своих учеников, скорее всего от Даниеля Соландера. Сам Линней называл его
Иде хотелось задать вопросы. Перед ними в серо-черной утренней тьме одновременно возникла вся Хапаранда и части Торнео. Над постройками едва виднелся оригинальный шпиль колокольни. Рядом показалось нечто среднее между церковью и промышленным зданием с крышей из гофрированного железа. В самом низу в сторону юга простирался весь Ботнический залив, напоминавший огромную почку.
Лассе опять обернулся и посмотрел прямо на Иду.
— Теперь ты знаешь, что носишь под одеждой.
Дорожный указатель информировал о том, что магистраль Е4 закончилась.
— А как Лобов и Альма познакомились?
— Хороший вопрос. Спроси Альму. За эти годы Лобов много раз менял имена, это почти единственное, что я знаю. Он и Альма встретились во время войны. Альма никогда не хотела говорить об этом. Это дело деликатное. Ты должна сама спросить ее.
Новый дорожный указатель большими буквами показывал в сторону ЦЕНТРА, и они въехали в более густонаселенный район, где вскоре увидели вывески с надписями «ШКОЛА», «БИБЛИОТЕКА» и «ПОЛИКЛИНИКА».
Лассе посмотрел на часы, затем на Долли и только потом на Иду.
Внезапно он расплакался. Его всего трясло, и Ида не знала, в какую сторону ей смотреть.
— Я только, — сумел выговорить он, — очень боюсь за эту рану.
Он перегнулся через сиденье и взял Иду за руку.
— С тобой не должно ничего случиться. Проклятая чайка!
Долли похлопала его.