Тайна Дикой Розы

— Рядом с кем? Я не намерена быть с ним рядом. До сих пор тошно от его холодных пальцев. Он меня успокоил! Да я только и мечтала поскорее освободить руки от его ледышек. Представляю себе, какой осколок айсберга заменяет ему сердце, коли от его прикосновений превращаешься в мороженое. Я поспешила в постель, чтобы отогреться. Полночи отогревалась. А ты говоришь, хорошо спала!

— Но у врача должны быть холодные руки.

— Что за глупость.

— Я знаю, Дульсина, что у него руки хорошего врача. Раз они холодные, то так и должно быть. Не пойму, чем он тебе не угодил?

— Когда ты повзрослеешь, Кандида? Угодил не угодил, что за разговор? Будем объективными. Чем он помог отцу? Отец все так же болен, и приступы не прекращаются. Никаких признаков улучшения.

— Но отец повеселел...

— А я погрустнела. Так что, мое здоровье ухудшилось? Повеселел! Ему стоило бы обратиться к цирковому клоуну, то-то было бы веселье. Пойми, Кандида, отцу лучше не стало, по-моему, приступы даже участились. Поэтому никто не может меня убедить, что дон Роберто хороший врач. Никто и ничто, даже рекомендация дона Хуана Фернандеса.

— Ты, как всегда, права, — вздохнула Кандида. — но все-таки...

— Никаких «все-таки». Я уверена, что нужен другой врач, и мне жаль, что тут отца не переубедить. Авторитет старых друзей для него важнее здравого смысла. Вы все чересчур подвержены иллюзиям.

Дульсина усмехнулась, вспомнив этот разговор. Да, глупышка Кандида тогда призадумалась, но потом уже не возвращалась к обсуждению великого эскулапа и как будто затаилась. Значит, Дульсине придется продолжить самой. Не хватало еще в доме Линаресов провинциальных кумиров. «Боже мой, не слишком ли я сама увлеклась мыслями об этом коротышке?» — подумала Дульсина и вновь подошла к зеркалу. Гордый поворот головы, и бриллиантовое колье вновь заиграло неистовыми огнями. В самой сердцевине отцовского подарка холодным блеском светился крупный изумруд. Дульсина ни секунды не сомневалась, что отец подарит ей бриллианты, как подарил в прошлом году Кандиде. Она была спокойна, когда отец торжественно открыл плоскую коробочку, в которой на черном бархате расположилась переливающаяся змейка из маленьких, ослепительных камешков. Она даже не сразу заметила как бы тусклый овал изумруда, главного украшения колье. А когда увидела, то почувствовала странное волнение. Да, в этом камне есть что-то необычное и тревожное. Дульсина поворачивалась перед зеркалом, бриллианты играли, а эта загадочная капля в форме идеального эллипса источала холод, напоминая пронзительное око смертоносного чудовища.

Дульсину обожгло воспоминание:

«Драгоценный взгляд вашей души, сеньорита», — так оценил изумруд доктор Роберто на том злосчастном торжественном ужине, когда именинница примерила отцовский подарок.

— Папа, а мне ты подаришь изумруд? — воскликнула восхищенная Кандида.

— Это не ваш камень, сеньорита, у вас другая душа, — сдержанно улыбнулся доктор.

«Что он имел в виду?»— подумала Дульсина, только сейчас поняв, что комплимент самоуверенного доктора, похоже, был не безобиден. Ну что ж, если он видит ее душу насквозь, она постарается его не разочаровать.

ГЛАВА 20

Время приближалось к полудню, но в спальне Дульсины застыл теплый полумрак. Тяжелые золотисто-желтые портьеры плотно закрывали окно. Дульсина с трудом открыла глаза, медленно повернулась к окну, силясь понять, который час. Нет, не разберешься. Она посмотрела на часы, но они ей не подсказали, утро или вечер. Пришлось встать и раздвинуть портьеры. Неистовое полуденное солнце ослепило девушку. Все ясно, время близится к обеду, пора приводить себя в порядок.

А что было вчера? День рождения Кончиты, дочери доньи Консепсьон, подруги детства Луисы Линарес. Дульсину и Кандиду пригласили по старой дружбе, потому что у сестер не сложились отношения со скучноватой Кончитой. Но светлая память о высокородной донье Луисе была выше капризов несмышленых девчонок, не умеющих поддерживать хорошие связи. «Несмышленые девчонки!» Такую оценку Дульсина случайно услышала из уст самой доньи Консепсьон, степенной, грузной дамы, давно овдовевшей и утратившей былое обаяние.

«Да, — подумала Дульсина, — донья Консепсьон утратила, а вот Кончиту Бог обделил обаянием с самого рождения. Скучна до невозможности, ее разговоры сильнее любого снотворного. Но праздничный ужин по случаю ее двадцатилетия был не в пример роскошнее торжества в доме Линаресов. Богатая вдова оказалась очень расторопной, позаботившись о том, о чем Дульсина только мечтала.