Тайна Дикой Розы

— Вся в мать, — вздохнул Себастьян. — Но у доньи Луисы был муж, дети, подруги. А сеньорите, похоже, не повезло с ухажером. И друзей у нее нет. Вот и мается.

— Да разве у такой мегеры может быть хороший кавалер? — воскликнула Селия. — Она и его будет поедом есть.

— На то воля Божья, — промолвил Себастьян. — Попадется хороший муж, она и утихомирится. Смотри, как она поджимает хвост при докторе Роберто. Так что дай ей Бог хорошего сеньора.

Алехандро звонил каждый день. К телефону подходили Кандида или Селия, по наущению Дульсины они упорно говорили, что ее нет дома. Но звонки не прекращались. «Когда он угомонится?» — шумно возмущалась Дульсина. Но если ей забывали доложить об очередном звонке сеньора Кастаньоса, она с небрежным видом интересовалась сама.

Страшно было признаться себе, что она боялась его исчезновения, но это была правда. Почему она так долго терпела его, нелюбимого, даже неприятного? Ведь не ради его благородного происхождения. Неужели справедливы слова коротышки о резервации, об избранном круге, который закрыл от них мир? Алехандро позволял ей отвлечься от надоевшего дома, где ничего интересного не происходило. Его откровенное обожание, так часто раздражавшее Дульсину, тем не менее льстило девушке не избалованной родительской любовью. И еще была тайная надежда, что среди его приятелей она встретит настоящего мужчину, достойного любви женщины из рода Линаресов. Но каковы на деле приятели Алехандро? Пьянчужки, гуляющие за его счет и готовые ради лишней рюмки ползать на коленях.

Спускаясь к обеду, Дульсина услышала крики братьев.

— Я отдам!

— Нет я! Себастьян мне дал.

Дульсина поспешила на крики и увидела, как братья катались по полу в пылу сражения.

— Прекратите немедленно! — заорала Дульсина, вскипая от гнева.

Рохелио и Рикардо, знакомые с крутым нравом сестры, расцепились и сели, вытирая слезы и носы.

— В чем дело? — строго спросила Дульсина.

Всхлипывающий Рохелио протянул ей помятый конверт с надорванным углом. Это было письмо от Алехандро.

Дульсине не терпелось его прочесть, но она стоически дождалась конца обеда. «Драгоценная моя...»— начиналось письмо.

«Драгоценная!» — повторила Дульсина, ощутив внезапный прилив восторга. Она поудобнее устроилась в кресле, чтобы видеть в зеркале свое лицо. «Прелестная мордашка, — довольно улыбнулась девушка, — у сеньора Алехандро есть вкус, в этом ему не откажешь».

Письмо было напичкано пылкими признаниями в любви, болью разлуки, мольбами о прощении. «Только сейчас я понял, что мои друзья не стоят тебя, дорогая моя. Ничто на свете не сравнится с тобой, солнце моей души», — писал влюбленный студент. Он обещал, что бросит пить, что они вместе пойдут в Музей изящных искусств смотреть Сикейроса, будут путешествовать. А когда он закончит учебу, она станет сеньорой Кастаньос.

«Сеньора Кастаньос, — усмехнулась Дульсина. — Звучит неплохо, но ты торопишься, Алехандро. Впрочем, почему торопится, если надо ждать конца учебы. А до того времени, голубчик, всякое может случиться».

Письмо Дульсине понравилось. Она соскучилась по нежным словам, Алехандро успел приучить ее к обожанию. К тому же он наконец понял, чего стоят его друзья. Это они его спаивали, а Дульсина открыла ему глаза. Пожалуй, теперь можно с ним встретиться. Кажется, он достаточно поумнел.

Через день они встретились в кафе «Под звездами». Дульсина тщательно готовилась к встрече. Платье она выбрала строгое, матового шелка, элегантное, как всегда. Густо-синий цвет был ей к лицу. Наряд был дополнен украшениями из светлой бирюзы — три нитки мелких овальных бус и изящная струйка браслета. Дульсина была несколько разочарована при виде Алехандро. Он тоже, видно, готовился, но переусердствовал и походил на опереточного героя-любовника. Галстук пестрел как павлиний хвост. Только букет чайных роз немного смягчил Дульсину.

Алехандро почти не пил и почти не говорил. Только смотрел на нее, словно не верил, что она здесь, рядом с ним. Потом они танцевали. Никогда прежде он не был таким сдержанным. Только иногда его губы нежно касались ее волос. Когда она поднимала голову, сквозь сумрак полуосвещенного зала поблескивали его счастливые глаза. «Моя Дульсина» — мягкий шепот ласкал ее слух.