Тайна дома №12 на улице Флоретт (СИ)

— Это ваши слова? — спросил он. — Или доктора Доу?

— Разумеется, это мои слова!

Профессор Грант был так сильно разгневан, что не заметил, как с человека, все это время сидевшего неподвижно в углу, начало сползать полотнище. Не заметил он и того, как этот человек встал со стула и шагнул к нему.

Грант яростно засопел и проскрежетал:

— Не вам меня судить, Муниш! Я не знаю, что вы задумали, но я догадываюсь, к чему приведут ваши тайные эксперименты. Зеленый чемодан, все ваши изобретения, включая микстуру ускоренного роста и средство, вызывающее звериный голод у плотоядных растений… все это связано. Вы что-то готовите. Что-то мерзкое. Мое терпение лопнуло. Я больше не стану доставать для вас образцы Карниворум Гротум, так и знайте! Я не позволю вам задействовать его в ваших гнусных целях. Я скорее сам убью его, чем позволю вам к нему приблизиться и…

Игла шприца вошла ему в шею.

— Что…

Профессор обернулся, но перед глазами все поплыло. Исполнив свое черное дело, уколовший его человек развернулся и походкой сомнамбулиста направился обратно в свой угол, чтобы снова сесть на стул и натянуть на голову полотнище.

Глава кафедры Ботаники покачнулся, ноги его подкосились, и он рухнул на пол.

Профессор Муниш словно не обратил на это никакого внимания.

— Вы так и не поняли, друг мой, что меня нисколько не волнует ваш Карниворум Гротум, — сказал он, задумчиво уставившись в пустоту перед собой. — Как же вы наивны в своих заблуждениях, профессор. Вы очень много сделали для науки, вы открыли много не известных прежде растений, изобрели множество незаменимых ныне инструментов, вы нанесли на ботанические карты столько ареалов и флор, что едва ли не половину атласов в ГНОПМ можно назвать в вашу честь. Но время открытий прошло. Начинается время… изменений. Настолько сильных и глобальных изменений, что я нисколько не преуменьшу, если назову их «переменами». И с каким бы я уважением и почтением ни относился к вам лично и к вашим былым заслугам, мне прискорбно видеть, что с возрастом постарело не только ваше тело, но одряхлел сам ваш дух. Ваши взгляды, ваше виденье — это пыльное старье. Всему виной ваша великая дилемма, о которой вы мне талдычите годы напролет! Но у настоящего ученого не может быть никаких дилемм — есть лишь принцип открытия и безразличие к жертвам. Ведь каждая жертва — это то, что приближает оное открытие. Дилемма — это сомнение, а сомнение — это неуверенность, трусость. Трусы не остаются в веках. Трусы не меняют мир. Страдающие дилеммами недостойны называться учеными, они заслуживают быть забытыми. Но вы, Грант! Я дам вам выбор. И это будет последняя ваша дилемма. Либо вы выберете изменить этот мир вместе со мной, либо признаете поражение как исследователь и как ученый. Вы спрашиваете, что за эксперимент я провожу?.. Вы скоро узнаете. Скоро все в Габене это узнают.

Договорив, профессор Муниш вновь склонился над микроскопом. У него еще было много работы…

***

Утро у констебля Шнаппера не задалось.

Это должен был быть обычный день на посту. Как и всегда, господин полицейский с Пыльной площади первым делом отпер сигнальную тумбу и разжег котел. После чего вытащил свой неположенный по уставу стульчик и, тяжко на него опустившись, уже приготовился высматривать какую-нибудь глупую муху, которая будет столь неосторожна, чтобы ползать поблизости, как к станции «Трухлявый берег» подкатил трамвай и из него выбрался увалень Уилмут.

Похожий на переспелую и слегка нетрезвую грушу констебль подошел к тумбе и наделил коллегу грустным взглядом.

— Эй, что ты здесь делаешь? — нахмурился Шнаппер. — Гоббин снова поменял смены?

— А, так ты не в курсе… Ну, тебе стоит почаще наведываться на Полицейскую площадь. — Уилмут чуть повернулся, демонстрируя револьвер в кожаной кобуре на поясе. — Все стало намного хуже. Еще двое. Парни боятся и не хотят выходить к тумбам. Гоббин пригрозил, что за трусость и неповиновение будет жестоко наказывать. Все на взводе. Кое-кто шепчется, что пора организовать, — толстяк понизил голос, — профсоюз.

— Профсоюз полиции в Саквояжне? Чтобы Гоббина удар хватил? — Шнаппер презрительно расхохотался, посчитав, что напарник шутит, но, увидев его хмурый взгляд, смолк. Это все пахло неприятностями: если уж нерасторопному ходячему пудингу Бобу Уилмуту выдали револьвер, стряслось что-то из ряда вон.

— В общем, сержант передал, чтобы ты тоже зашел и расписался за оружие.

— Да что случилось-то? В Саквояжне объявился очередной сумасшедший с какой-нибудь штуковиной, которая может плавить фонарные столбы, или что-то в этом духе?

Уилмут недоверчиво уставился на напарника: не мог же тот и правда не знать, что творится в Доме-с-синей-крышей, учитывая, что полицию Тремпл-Толл лихорадит уже почти неделю.

— Ты будто под землей провел последние дни, — сказал он.

— Ну да, я не особо слежу за новостями… Ты расскажешь уже, или нет?

Уилмут огляделся по сторонам и, убедившись, что никто не подслушивает, склонился к Шнапперу и быстро-быстро зашептал. Шнаппер, слушая его, хмурился все сильнее. Это все было так не вовремя…