Тайна дома №12 на улице Флоретт (СИ)

— Жаль видеть, что твой талант никто не оценил, Сэмми, — сказала она. — Но, к сожалению, одного таланта недостаточно.

— Как это?

— Чтобы выручить пару фунтов, нужно не просто играть, а хорошо играть.

— Что? Фунтов? Это невозможно, мэм. В Саквояжне все очень жадные.

— Я покажу тебе кое-что, гляди. — Женщина с улыбкой раскрыла свой футляр. Мальчишка сунул внутрь нос и с сомнением оглядел странную штуковину, которая хранилась внутри.

Незнакомка расстегнула ремешки и извлекла инструмент, приладила трубы и достала смычок.

— Смотри и слушай.

Она поставила футляр на землю и встала рядом с мальчиком. Уперев инструмент в подбородок, покрутила какие-то белые штуковины, похожие на винты, щипнула пару раз струны, после чего поднесла к ним смычок.

По Пыльной площади полилась мягкая нежная мелодия. Сэмми пораженно замер, распахнув рот.

К станции подошел ржавый трамвай, что-то сообщили рупоры-вещатели на столбе, провыла, отфыркиваясь от тумана, собачонка на поводке, которую вывела на прогулку какая-то мадам. Стучали колесами и клаксонировали кэбы, что-то ворчали прохожие, но удивительная мелодия, извлекаемая смычком, и не думала теряться во всем этом шуме. Она вплеталась в него, расползалась по площади. Люди поворачивали головы, пытаясь понять, откуда исходят эти грустные, но чарующие звуки.

Шедший мимо господин с тростью порылся в кармане пальто и швырнул в кепку мальчишки пару монет. Сэмми не поверил своим глазам.

Женщина улыбнулась, продолжая играть. К мелодии струн добавились стоны труб, они гармонично влились в нее, добавив немного трагизма, от которого глаза мальчишки защипало от навернувшихся слез.

Две дамы, шедшие, судя по пакетам с покупками, из бакалейной лавки «Консервы мистера Шниппса», остановились возле афишной тумбы, заслушавшись. Одна из них что-то прошептала спутнице на ухо. Та кивнула, и обе они положили в кепку немного мелочи.

Сэмми был вне себя от восторга. У него кружилась голова — казалось, он вот-вот оторвется от земли и воспарит над площадью из-за переполняющих его эмоций. А стоявшая рядом с ним женщина продолжала играть как ни в чем ни бывало.

Мелодия все текла в туман. Еще трое прохожих расщедрились и швырнули в кепку несколько монеток. Ну а когда в ней оказался бумажный пуговичный фунт, Сэмми радостно запрыгал на месте.

В какой-то момент женщина опустила смычок, и музыка прервалась.

— Вы видели? Видели?! — воскликнул Сэмми и, схватив кепку, принялся лихорадочно пересчитывать то, что в ней было. Общим счетом там оказалось два фунта и сорок пять пенсов.

Женщина тем временем отсоединила трубы и спрятала инструмент в футляр. Защелкнув замки, она склонилась к мальчику. Ее огромные глаза из-под очков глядели на него немигая.

— Музыка очаровывает, — сказала незнакомка, — она смягчает сердца и… открывает бумажники. Так играть, как играю я, довольно сложно, но знаешь что? Ты тоже смог бы этому научиться. Я могла бы тебя научить.

— Правда? — Сэмми сомневался: у него до сих пор в ушах стояли чарующие звуки, созданные этим удивительным инструментом.

— Да-да, — закивала женщина. — Я учу детей музыке. Даже после первого урока ты станешь играть намного лучше.

— Ну, я не знаю…

Она положила руку ему на плечо.

— Ты хороший мальчик, Сэмми, и я хочу тебе помочь. Я живу неподалеку, возле канала. Пойдем со мной, я покажу тебе, как играть так, чтобы люди давали тебе деньги.

Все это звучало очень заманчиво, и все же Сэмми был уличным мальчишкой, а все такие мальчишки научены не верить никому на слово. Тем более людям, которые выказывают доброжелательность или заботу. Здесь, в Саквояжне, только злоба и презрение были неподдельными. Среди уличных мальчишек даже ходила поговорка: «Доброжелательности во всей Саквояжне не наберется и на пуговку».

— Не-е-е, мэм, — буркнул Сэмми. — Не надо…

Он напялил кепку и протянул женщине большую часть вырученного, оставив себе честные сорок пять пенсов — все же кепка, в которую прохожие швыряли деньги, была его.

Женщина чуть крепче сжала его плечо.

— Тебе не стоит меня бояться. Поверь. Многие мои ученики тоже раньше жили на улице, но теперь некоторые из них живут при театрах, а один так и вовсе — перебрался на Набережные и стал канифольщиком и второй скрипкой у господина Трубадурио.

— У самого Трубадурио?!

Сэмми сделал восторженный вдох и забыл выдохнуть. Кто же не слышал о человеке-оркестре, который в одиночку играет одновременно на целой дюжине разнообразных музыкальных инструментов. Говорят, даже его шляпа и носки — могут петь и бренчать.

Женщина улыбнулась.

— Кто знает, может, и тебя ждет хорошая судьба. — Она опустила взгляд и оценила стоптанную и дырявую обувь Сэмми. — Ну, или хотя бы я научу тебя, как выручить столько денег, чтобы хватило на новые башмаки. Ты перестанешь голодать… И все твои приятели будут тебе завидовать. Ты даже сможешь играть на площади Неми-Дрё и ни один констебль тебя не прогонит.

— Не прогонит?

Женщина снова улыбнулась.

— Пойдем со мной, мальчик. Я научу тебя.

Она протянула руку.