– Помолчи… Следуйте за мной, пастор, – добавил он, направляясь к двери. – Рейс, которым прилетают родители, задерживается, и я не знаю точно, во сколько они прилетят. Хотя сейчас все это мало меня волнует. Единственно, чего я хочу, это спасти моего… моего сына.
После этих слов он повернулся к Роберту и впервые посмотрел ему прямо в глаза.
– Пол, – крикнула Лорна.
Но тот уже пропустил Роберта вперед и закрыл за собой дверь. Он будто бы не слышал отчаянные рыдания супруги по ту сторону двери. Коридор был все так же скупо освещен и тих, как несколько минут назад. Было чуть больше половины восьмого, через несколько минут посетители должны были покинуть больницу. Войдя в палату, Роберт сразу увидел Дэнни: тот лежал на больничной кровати с приподнятым изголовьем, вытянутые руки покоились вдоль тела, глаза пристально смотрели в потолок. На вошедших мальчик не взглянул.
– Ему сделали энцефалограмму. Проверили, не ударился ли он головой, – Пол подошел к кровати и поправил одеяло. – Жена рассказала, что он стоял, глядя на стену. Когда мы сказали, что отвезем его в больницу, он вцепился в картину. Вон она, – он указал куда-то на пол. – Не знаю, какого дьявола она ему понадобилась, но вытащить его из дома без чертовой картины был невозможно.
– Пол…
– Секунду, – перебил он. – В этой ситуации мы оба – жертвы. Я не держу на вас зла, ваше преподобие. Я мог бы соврать вам, что все эти годы, как идиот, ни о чем не догадывался. Но это не так. Я люблю Лори. Я всегда ее любил и простил в тот же день, когда Дэнни родился. Но я не могу делать вид, что ничего не знаю и не понимаю, это было бы несправедливо прежде всего по отношению к Дэнни.
Он покачал головой и отошел к окну. Роберт тем временем приблизился к Дэнни. На мальчике была синяя пижама. Его укрывал нарядный домашний плед, возможно, вышитый руками самой Лорны. Пастор коснулся пальцев мальчика. Они были холодны. Наклонившись и поцеловав его в лоб, он заметил легкое, едва уловимое движение глаз.
– Привет, Дэнни. Я Роберт, – сказал он, усаживаясь в кресло, обитое искусственной кожей, которое стояло рядом с кроватью. Дэнни медленно повернул голову и посмотрел на пастора, однако лицо его не изменилось: на нем не отразилось ни радости, ни печали. На его лице не было даже страха, который, возможно, дремал где-то внутри. – Вы не могли бы оставить нас вдвоем?
Пол не ответил. Он молча пересек палату и вышел в коридор так же решительно, как несколько минут назад. Роберт сочувствовал этому человеку. Сколько лет он заботился о Дэнни, зная правду. Молчал, пряча глубоко в себе всю ту боль, которую вызывала в нем унижающая его достоинство ситуация. И никого ни в чем ни разу не упрекнул. Выдержал бы подобное испытание сам Роберт? Этого он не знал. Как не знал и того, какое из двух испытаний сильнее – его или Пола Колемана.
Он поднялся с кресла, отошел к противоположной стене палаты и поднял картину, которая стояла на полу, прислоненная к стене. Снова уселся возле Дэнни. Ничего особенного, пейзаж как пейзаж: домик в горах, белье на веревке, пруд, на берегу пасутся овцы. Но почему он был так важен для Дэнни? Какое значение скрывала в себе эта картина, если Дэнни не пожелал ехать в больницу без нее?
– Я знаю, что происходит, – сказал Роберт, обращаясь к Дэнни. – Это тот человек, верно?
Мальчик не шелохнулся. Он по-прежнему пристально смотрел на пастора, но глаза у него были совершенно пусты.
– Я тоже видел его, Дэнни. И не я один: в городе много других людей, с кем в эти дни случилось нечто похожее. Пожалуйста, поговори со мной. Чтобы помочь тебе, я должен знать, что произошло.
Мальчик поднял левую руку и легонько стукнул кулаком по картине. На его запястье виднелись следы от уколов, из вены торчала трубка, по которой в кровь поступал питательный раствор.
– Дэнни, – повторил Роберт. – Ты должен со мной поговорить. Ты видел человека в шляпе? Это был он, да?
Над изголовьем кровати звякнули четки из деревянных бусин. Кто-то заботливо повесил их на стену, так что маленький крест оказался у мальчика над головой. Роберт еще раз осмотрел картину. Кое-что привлекло его внимание: в одном из окошек домика виднелся силуэт. Он провел по нему кончиком пальца.
– Это он, – пробормотал мальчик чуть слышно.
– Кто – он? Тот, кто с тобой все это сделал?
Но Дэнни молчал, будто бы ничего не говорил. Он моргнул. Едва различимая гримаса заставила губы напрячься, но в следующий миг лицо стало неподвижным, как прежде.
– Это он, тот человек? – повторил пастор.
В этот миг он заметил одну деталь, которая при других обстоятельствах ускользнула бы от его внимания, и, возможно, никто ее прежде не замечал. Он поднял картину повыше и направил на нее лампочку, подвешенную на прищепке у Дэнни над изголовьем.
– Что за черт?..
Дэнни как будто задышал быстрее.
В соседнем окошке виднелся еще один силуэт: крошечное, но вполне различимое личико ребенка, прижимающего ладони к стеклу.
– Это я… – всхлипнул Дэнни.
И закричал.
22