– Звони маме, Элизабет, – пришел в себя Джим: к этому моменту он готов был вскочить с кожаного кресла и повалить девушку на пол. – И скажи ей, чтобы предупредила Алана: мы к нему едем. Объясни, что мы должны сообщить кое-что важное и чтобы они никуда не уходили из дома.
23
Он был пьян в стельку, однако это не помешало ему разыскать пикап, припаркованный за два перекрестка от «Укулеле», а затем пересечь весь город до того проклятого светофора. Стоя на перекрестке, Пол Джонс чувствовал себе довольно нелепо. Улицы были пустынны, тьма, как непрозрачная мантия, стелилась над крышами окрестных домов, а он стоял как болван посреди центрального бульвара с включенным правым поворотником, издававшим металлическое пощелкивание. Бобби Макей тихонько напевал «Джоанну», которую он слышал уже тысячу раз. Почему она ему так нравилась? Он и сам не знал. Джуллиус Моррисон, мэр города, как-то рассказывал, что песня основана на реальных событиях. Этот Бобби приобрел в Кентукки старое здание, некогда служившее скотобойней, и переделал его в бар. Ходили слухи, что кое-кто видел там отрезанную голову, но, главное, куча народу клялась и божилась, что их вытолкала из заведения неведомая сила. Ужасная история! Всему виной был призрак танцовщицы из кабаре, которая покончила с собой, узнав о смерти своего любовника от руки ее родного отца. Вот Бобби и посвятил ей свою песню. Джоанна – так звали девушку, и песня тоже так называлась, а Джонс иной раз терпеливо искал именно ее, пока наконец не находил.
Даже не верится, размышлял он, что человек его возраста, одной ногой в могиле, снова и снова включает печальную песню, слушая историю про то, как какая-то баба травится от тоски из-за погибшей любви.
– В глубине души я романтик, – проворчал Джонс. Он побарабанил пальцами по рулю и покосился на красный сигнал светофора. – Но какого фига я здесь торчу, если кругом ни души…
Внезапно краем глаза он заметил фигуру, вразвалку бредущую по тротуару, и медленно повернул голову. На секунду ему показалось, что это один из пьяниц, которые подрались в заведении Лоретты, но стоило вглядеться попристальнее – в его состоянии это было не так просто, – как силуэт терял четкие очертания. Он прижался носом к стеклу. Непонятный субъект замер напротив пешеходного перехода, ссутулившись и безжизненно уронив руки. Все это выглядело довольно дико. Джонс догадывался, что, учитывая градус алкоголя в крови, он бы с трудом отличил слона от павиана, и все же тут было что-то другое. А может, он просто-напросто спятил?
– Что за ерунда?
Внезапно силуэт устремился навстречу пикапу. Он не шагал, а словно маршировал – ни дать ни взять мажоретка в пышной юбке, марширующая по улицам города в сопровождении оркестра, со смешной палочкой, которую она ловко вертит в руках. Сцена в самом деле озадачивала: на ходу силуэт высоко вскидывал колени, ноги у него были длинные и какие-то слишком уж худые, руки беспорядочно раскачивались взад и вперед, как будто тип их не контролировал. Джонс ощутил во всем теле неприятный озноб. Открыв рот, смотрел он на странное существо – высокое, непропорционально длиннорукое. В какой-то миг оно снова остановилось, будто размышляя, в каком направлении двинуться дальше. Вскинув голову, понюхало воздух – по крайней мере так показалось Джонсу, – снова качнулось и продолжило свой путь, пока не остановилось у полицейского участка.
Наблюдать за тем, как эта штука взбирается по лестнице, словно ее зомби покусали, было для Джонса слишком. Он нажал на газ и рванул так, словно за ним гонится сам дьявол. Черт его знает, что это было. Выяснять, а тем более еще раз видеть эту фиговину он не собирался. Может, это чертов псих, а может, обдолбанный наркоман, во всяком случае было очевидно, что движется он в правильном направлении: в полиции ему точно мозги вправят. Джонс попытался представить себе физиономию шерифа Ларка, когда фиговина ввалится к нему в кабинет, не выдержал и улыбнулся. Скорее всего, это кто-то из местных ребят, просто сильно не в себе. Такие в пятницу вечером суют себе в нос всякую дрянь, а этот еще и заблудился или обделался с перепугу.