Тайна дома с часами

Однажды субботним днем, когда они вдвоем слонялись по кладбищу, Льюису в голову вдруг пришла идея.

Старое кладбище Нью-Зибиди располагалось на высоком холме сразу за городской чертой. На нем было много надгробий в виде статуй склонившихся над урнами плачущих женщин и ангелов, тушащих факелы. Над некоторыми могилами возвышались памятники-сломанные колонны, из которых в небо будто тянулись руки. Небольшие надгробия в виде ягнят отмечали могилки детей. Пропорции некоторых ягнят были нарушены – их вытянутые тела напоминали Льюису продолговатые куски мыла.

В тот день он вместе с Тарби долго разглядывал надгробия, отделанные узорами под дерево. На могилах лежали гранитные бревна с корой, кольцами и отметинами от сучков. Ограды были под стать могилам, а в середине возвышалась стела – каменное дерево. Каждое такое дерево неизменно оканчивалось голой острой верхушкой, будто опаленной молнией, и дятел долбил реалистично выполненный ствол своим каменным клювом. Льюис и Тарби сначала играли в этом каменном лесу, но потом притомились. Томатно-красное, как на витраже, солнце уже садилось между кривыми соснами. Льюису стало зябко, и он застегнул куртку.

– Пойдем ко мне, – предложил мальчик. – Миссис Циммерманн сделает нам какао, а я покажу тебе настоящее окаменевшее дерево. Мой дядя принес из западного леса дерево, которое превратилось в камень, – пояснил Льюис.

Тарби, судя по выражению лица, было скучно, к тому же, он разозлился:

– Да кому нужен дом твоего старика-дяди? Как по мне, сумасшедшее место. И почему миссис Циммерманн постоянно у вас? Она что, в него влюбилась, что ли?

Тарби обхватил ближайшее дерево и начал его расцеловывать с чмокающими звуками. Льюис чуть было не расплакался, но все же сумел взять себя в руки.

– Я… Мне кажется, ты думаешь, что мой дядя кроме лунных затмений ничего не умеет, – выдавил он. Прозвучало глупо. Но в голову больше ничего не шло.

Казалось, Тарби заинтересовался, но с каким-то скучающим видом.

– Ну… и что же он еще умеет? – спросил он.

Льюис не знал, что заставило его сказать следующие слова. Просто так получилось:

– Он может воскрешать мертвых.

Тарби разом перескочил одно из каменных бревен.

– Да, конечно уж, может, – хмыкнул он. – Знаешь что, твой дядя обычный обманщик. Той ночью он просто нас загипнотизировал, чтобы мы подумали, что у него получилось затмение. Мой отец говорит, что так, скорее всего, и было.

Льюис вперил взгляд в друга:

– Ты ведь говорил, что никому никогда про это не расскажешь. Помнишь? Я взял с тебя обещание.

Тарби смотрел куда-то вбок.

– Да, вроде бы взял. Извини.

Потом они долго просидели рядом, не сказав ни слова. Солнца уже давно не было видно – осталась только тонкая красная полоса над горизонтом. Наконец Льюис встал и заговорил. Голос его вырывался из самой груди.

– А что если я сам воскрешу умершего?

Тарби посмотрел на него. Хохотнул.

– Ох и весело же будет. Прямо так и вижу, как ты несешься по Мэйн-стрит, а за тобой летит привидение, – он встал и начал махать руками. – У-у-у-у-у! – подвывал он. – Я при-и-и-и-и-и-и-зрак. У-у-у-у!

Лицо Льюиса начало заливаться краской. Он повторил:

– Так хочешь, я это сделаю?

– Ну да, – сказал Тарби. – Хочу. Когда?

– Я предупрежу, – отчеканил Льюис, хотя понятия не имел, что ему теперь делать или когда, да и, собственно, как. Он знал только, что надо постараться ради того, чтобы не потерять своего единственного друга в Нью-Зибиди.

Всю неделю перед Хеллоуином Льюис просидел в кабинете дяди. Обычно ему разрешали читать книги из домашней библиотеки, но если бы дядя вдруг выяснил, что именно племянник читает сейчас, этот вид досуга ему бы точно запретили. Льюис это понимал, поэтому всегда дожидался, пока Джонатан уйдет в гости, займется уборкой листьев или начнет подвязывать кукурузу в огороде. Когда мальчик был уверен, что его не побеспокоят, он открывал филенчатые двери орехового дерева, пробирался на цыпочках в кабинет и пододвигал лесенку к полкам, на которых стояли книги заклинаний. Джонатан не разрешал Льюису брать их без спроса, и мальчику было очень стыдно за свой поступок. Ему было стыдно за все, что он наделал и наговорил. Но это его не остановило.