Тайна Достоевского

Вроде бы и так уже высказано достаточно, чтобы заслужить титло шовиниста, но Достоевский в сентябрьском номере «Дневника» ещё подливает масла в огонь: «Русская земля принадлежит русским,одним русским, и есть земля русская, и ни клочка в ней нет татарской земли. Татары, бывшие мучители земли русской, на этой земле пришельцы…».  Впрочем, тут же, рядом, Достоевский замечает, что русские, отвоевав в своё время свободу от ига, не притесняют татарина и его веру.

Достоевский в публицистике, как и в художественном творчестве, был талантлив и даже гениален, но политиком, дипломатом (а без этого в публицистике не обойтись!) был никчёмным. Ни оппоненты, ни читатели-современники так и не увидели строк писателя, как бы оправдывающих, объясняющих его экстремизм в национальном вопросе. Запись эта осталась в подготовительных материалах: «Я столько же русский, сколько и татарин. Не воюю ни против татар, ни против мусульманства…» И следом: «Ведь всё равно на Крым бросят(ся), если не мы, так жиды…»  Можно сказать – idee fixe Достоевского. Притом, стоит отметить, что Достоевский не заблуждался, не обманывал себя, не считал, что выражает мнение большинства. Он как раз подчёркивал и для самого себя в записных тетрадях и в публикуемых статьях, что опасность, которую ясно видит он, осознают не многие. «А над всем мамон и жид, а главное, все им вдруг поклонились».  В советском литературоведении принято подчёркивать, что Достоевский не принимал наступающего капитализма, воцаряющейся власти денежного мешка, мамона, но ведь у Достоевского, надо помнить, олицетворением всего этого был «жид», еврей-предприниматель и торговец.

К слову, насчёт «я столько же русский, сколько и татарин» стоит привести одно казусное мнение, о котором сам писатель так никогда и не узнал: в ЦГАЛИ известным достоевсковедом С. В. Беловым были обнаружены мемуары неизвестного офицера, который служил на петербургской гауптвахте как раз в то время, когда редактор «Гражданина» Достоевский отбывал арест 21-23 марта 1874 года. Так вот, среди прочих там есть и такие строки: «Я тогда почему-то думал, что Достоевский из жидов. С наружности он что ли на них походил…»[6] Наверняка Фёдор Михайлович в гробу перевернулся!..

Из записных тетрадей писателя видно, что ещё одна – общегосударственная – проблема занимала, тревожила, привлекала его внимание. В начале января 1876 года он узнаёт из газет о страшной катастрофе на Одесской железной дороге, в которой погибло много новобранцев, доставляемых к месту службы. Сам писатель очень часто оказывался в роли пассажира, состояние железных дорог российских знал не понаслышке. В причинах катастрофы он не сомневается ничуть, и виновники для него ясны: «Крушение поездов с вагонами (рекрутов) есть дело государственное, а не одних только акционеров той дороги, где происходит несчастье. … тут совсем и не о акционерах дело, а просто о нескольких торжествующих жидах, христианских и нехристианских, вот этих-то я не могу перенести, и мне грустно. … Дороги, да ведь это дело народное, общее, а не нескольких жидишек и не нескольких статских и тайных советников, бегающих у них на посылках. … Чёрт возьми! Никогда ещё ничего подобного не было на Руси! Самовольство жидов доходит до безграничности!..»

Почему-то публично, в «Дневнике писателя», Достоевский о состоянии железных дорог и о «жидах»-акционерах, наживающихся на них, так и не выступил, но, судя по всему, когда-нибудь намеревался это сделать. Недаром в следующей записной тетради, спустя долгое время, узнав, что в институт инженеров путей сообщения поступило 60 воспитанников из раввинских училищ, он язвительно и одновременно с горечью помечает: «И известие прослушали мухи, медовые мухи – путей сообщения полно жидками: – Всё цестными еврейциками. Status in statu. Я готов, это прямая обязанность христианина. Но не status in statu надо усиливать, сознательно усиливать…».

Одним словом, своих «антижидовских» взглядов Достоевский не скрывал, высказывал их предельно откровенно. К слову, понятия-термины «юдофоб» и особенно «антисемит», так широко распространившиеся сейчас, очень уж неточны, приблизительны и двусмысленны, если помнить семантику слов. «Юдофоб» дословно – боящийся евреев (латинское iudaeus – еврей, греческое phobos – страх); «антисемит» – человек, относящийся враждебно к семитам, то есть к древним вавилонянам, ассирийцам, финикийцам, иудеям и к современным арабам и евреям…

Ни то ни другое к Достоевскому не подходит, он был именно – «антижид», откровенный ненавистник «жидов», воздвигающих, по его мнению, своё status in statu в России.

3

Тем более откровенен-открыт был Достоевский в частной переписке.

Здесь он и вовсе не стеснялся в выражении своих чувств, затрагивая наболевшую тему. Слово «жид» в его ранних письмах всегда упоминается в саркастическом, усмешливом тоне, а позже – с всё более и более возрастающей враждебностью.