Тайна Достоевского

Эти суждения о «Братьях Карамазовых» было б трудно посчитать вкусовщиной и отнести на счёт чересчур пристрастного прочтения, даже если б принадлежали они современнику Достоевского. Ведь в предисловии «От автора» недвусмысленно заявлено-разъяснено: «Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Фёдоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Фёдоровича моим героем, но однако сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы в роде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Фёдорович, что вы выбрали его своим героем? … Я бы впрочем не пускался в эти весьма нелюбопытные и смутные объяснения и начал бы просто-запросто без предисловия: понравится, так и так прочтут; но беда в том, что жизнеописание-то у меня одно, а романов два. Главный роман второй, – это деятельность моего героя уже в наше время, именно в наш теперешний текущий момент. Первый же роман произошёл ещё тринадцать лет назад, и есть почти даже и не роман, а лишь один момент из первой юности моего героя. Обойтись мне без этого первого романа невозможно, потому что многое во втором романе стало бы непонятным…»

Даже, вероятно, самому поверхностному читателю ясно, что «один момент из первой юности» Алёши – это его послушничество в монастыре, вставное произведение в жанре житийной повести, принадлежащее его перу, под названием «Из жития в бозе преставившегося иеросхимонаха старца Зосимы», которое заняло целую главу в романе. Это отнюдь не стенографическая запись рассказа старца Зосимы, а именно сочинение, и повествователь романа недаром подчёркивает, что Алёша составил эти записи некоторое время спустя. Уж литератору-то Набокову должно было быть известно, как ярко характеризует личность автора его творчество! А уж без рассказа о начале дружбы Алёши с «детьми» у постели умирающего Илюши Снегирёва, без сцены с бронзовой (но уж никак не «серебряной»!) пушечкой потом, во втором романе, и вправду, многое могло показаться «непонятным».

Жена писателя А. Г. Достоевская, как уже упоминалось здесь, подтвердила в своих «Воспоминаниях» намерение Фёдора Михайловича через два года вернуться к «Братьям Карамазовым» и написать второй том, где главным героем должен был стать Алёша Карамазов, а основными персонажами, конечно, «дети» из первого романа, друзья Илюшечки Снегирёва – Коля Красоткин. Смуров, Карташов… Есть этому подтверждение и в опубликованном «Дневнике» А. С. Суворина[15].

Итак, в целом и общем два с лишним десятка больших и малых неточностей в одной лекции. Многовато! Не будем ещё раз повторять очевидного об ответственности или безответственности автора, а лучше приведём здесь в качестве заключения два весьма любопытных суждения из статьи В. Набокова «Пушкин, или Правда и правдоподобие», опубликованной в этом же сборнике:

1) «Бесполезно повторять, что создатели либретто, эти зловещие личности, доверившие “Евгения Онегина” или “Пиковую даму” посредственной музыке Чайковского, преступным образом уродуют пушкинский текст: я говорю “преступным”, потому что это как раз тот случай, когда закон должен был бы вмешаться; раз он запрещает частному лицу клеветать на своего ближнего, то как же можно оставлять на свободе первого встречного, который бросается на творение гения, чтобы его обокрасть и добавить своё – с такой щедростью, что становится трудно представить себе что-либо более глупое, чем постановку “Евгения Онегина” или “Пиковой дамы” на сцене».