Тайна древнего саркофага

– Мы, велосипедисты, связаны восхитительными, жизнерадостными ощущениями, мы приближаемся к птицам, для которых нет преград!

– Почему и Прынцаев, и Петя хотят усадить меня на этот костотряс? – с недоумением вопрошала Брунгильда Муру и Клима Кирилловича, когда Прынцаев снова удалялся. – Право, даже гадкий мотор кажется намного надежнее, там по крайне мере четыре колеса.

Круги, выкрутасы и велосипедное лихачество решительно не нравились собаке – время от времени Пузик с остервенелым лаем пытался броситься на профессорского ассистента. Мура старалась утихомирить Пузика, тот подбегал послушно, но при очередном пируэте Прынцаева снова начинал негодовать.

– Вы не находите, Клим Кириллович, что Пузик очень посвежел и похорошел? – поддразнила Клима Кирилловича Мура.

– Он просто разрумянился от прогулки и подзагорел. Кроме того, ему пошло на пользу вчерашнее купание. И похоже, он в восторге от своей хозяйки, – в тон девушке отвечал Клим Кириллович, в его серых глазах светились лукавые искорки.

Муре хотелось перекинуться словечком с доктором – без лишних ушей, поговорить – не о собаке, конечно. Но день стоял такой чудесный, что тревоги уступали место беззаботной радости бытия.

Они миновали поселок и через некоторое время вышли к дикой части побережья, где отсутствовали признаки цивилизации в виде шумных дачников и навязчивых лоточников. Они спустились к воде между двумя обрывистыми взгорками и, осмотревшись по сторонам, выбрали плоские низкие валуны, на которые можно было присесть, чтобы полюбоваться светло-стальным, почти бесцветным морем, которое где-то у горизонта сливалось в одно целое с серебристо-голубым небом. Далеко-далеко тянулся песчаный берег – одна сторона его омывалась морем, а другая иногда подбиралась к высоким кручам, увенчанным вековыми соснами. Среди их светлых стволов в стороне от поселка угадывался стройный силуэт церковки – по золотому сиянию крестов, водруженных на деревянных луковках и островерхней колокольне, – Церковь Преображения Господня, как пояснила Мура доктору.

Прынцаев прислонил свой велосипед к тощему ольховому деревцу.

– Эх, хорошо бы искупаться, – он расправил плечи и сделал круговые движения руками, – вода хорошо прогрелась на мелководье.

– Но здесь, верно, дно завалено камнями, – отозвался доктор – он еще ни разу не купался в этом сезоне. – И думаю, полным-полно водорослей.

– Да, – согласился Прынцаев, – место дикое. Но я с вашего позволения вас оставлю на несколько минут – мне надо бы отлучиться. Велосипед останется здесь – если вы не откажетесь за ним присмотреть.

– Не откажемся, ступайте спокойно, – пообещала, ласково щурясь, Брунгильда. Ее необычная любезность сегодня приятно волновала велосипедиста.

Когда Прынцаев бодрой рысцой удалился, скрывшись за взгорком, Клим Кириллович и барышни присели на валуны и замолчали. Легкие белые облачка время от времени наплывали на солнце, давая глазам отдохнуть от нестерпимого серебристо-белого блеска морской глади, от сверкающих кварцевыми отливами дюн. Свое крещендо звучно выводили кузнечики. В дрожащем воздухе парили огромные прозрачные стрекозы; капустницы и крапивницы бесшумно двигались почти у самой земли. Мелкие букашки и паучки, не обращая внимания на людей, торопливо бежали по своим непостижимым крошечным делам. Ленивый и бездумный покой и умиротворение овладели молодыми людьми.

Тишину нарушал только Пузик, бегающий вдоль линии прибоя и беззлобно лающий на неторопливо накатывающую волну.

После длительной паузы Мура заговорила первой:

– Почему-то мне кажется, что мы выехали из города тысячу лет назад.

– А мне почему-то кажется, что я уже тысячу лет не занималась музыкой всерьез. На даче все время что-то отвлекает. А мне предстоит выступление. Я беспокоюсь. Не растеряла ли я всю свою технику?

– Вы не должны слишком волноваться, Брунгильда Николаевна, техника так быстро не утрачивается. И потом, вы же все равно занимаетесь каждый день.

– Ах, милый доктор, музыка требует большой самоотдачи.

– Все чем-то занимаются, что-то делают, – сокрушенно вздохнула Мура, поймавшая и посадившая на ладонь божью коровку, – только я одна бездельничаю. Пора бы и мне подумать, где учиться. Посоветуйте, милый Клим Кириллович, не пойти ли мне на Бестужевские курсы?

– Разумно. И на чем вы остановили свой выбор? – поинтересовался доктор.

– Я думала об истории, – виновато призналась Мура. С ее ладошки, расправляя жесткие крылышки, собиралась улететь божья коровка.

– Я не вижу, какую пользу для общества могут принести историки. И потом – все уже давно изучено, известно. Если же говорить о России, то лучше Карамзина не написать. А как наука история, на мой взгляд, бесперспективна – у нее нет точных методов.

– Вы так думаете? – немного отстранившись от доктора, попыталась возразить Мура, но тут же добавила:

– Папа тоже так считает. Даже не знаю что делать.

Притихший было Пузик неожиданно сорвался с места и вновь бросился к линии прибоя. Теперь он не стал бессмысленно носиться вдоль воды. Напротив, застыл на одном месте и с диким остервенением принялся лаять, глядя вперед.