Тайна древнего замка

– Я думала, что могу хоть раз в жизни нормально с тобой поговорить, – заявила я, взяв себя в руки. – Если таков итог твоего трехмесячного пребывания в этом сарае, то я и думать не хочу о том, что случится после полугода жизни на сеновале.

– Но я должен тебе кое-что сказать, – совершенно невозмутимо продолжил Бальдур. – Я никогда не был таким, как твой отец. Может, я и казался похожим на него, но… Ты знаешь, почему я ходил на войну? Потому что я люблю жить среди солдат, я люблю нашу дружбу, наше братство, люблю вечера у костра, люблю сражаться плечом к плечу, люблю всеобщую радость, когда бой приносит победу, люблю объединяющую нас печаль, если битва обернулась поражением. Люблю запах конского пота и топот копыт, когда двадцать лошадей в ряд галопом несутся по полю. Люблю прохладную гладкую нежность металла, люблю хорошие мечи. Слава нужна мне лишь для того, чтобы разделить ее с ребятами из моего отряда. Я люблю войну за все это, и потому мне нужна война. А что любил в войне твой отец? Кровь и смерть. После своего первого похода он вернулся домой счастливый, оставив два десятка женщин вдовами. После своего второго похода он был счастлив, оставив уже три десятка женщин вдовами. Но потом ему и этого стало мало. Он получал удовольствие от победы, только если на войне гибли женщины и дети. Если бы ты знала, скольким невинным он перерезал горло или отрубил голову. Вид горящей деревни был усладой для его глаз. Он был мясником, неспособным на великий и честный бой. Его смерть была столь же ничтожной, как и его жизнь.

– Я не намерена все это слушать.

– Это правда, ты не намерена. Ты можешь уйти и вернуться в свой мир лжи, ведь ты прожила там двадцать лет и стала настоящей умелицей в искусстве самообмана. Что твой отец дал тебе? На семилетие он подарил тебе четки, а спустя пятнадцать лет – кольцо. Что-то еще, может быть? Нет. Но ты считала его святым.

– Я думала, что могу поговорить с тобой об Эстульфе.

– Я презираю его так же, как я презирал Агапета, ибо он тоже слаб, как и твой отец, пускай его слабость и проявляется иначе. Агапет был слаб, потому что ему нравилось побеждать слабых и не замечать силы тех, кто рядом. Эстульф слаб, потому что он хочет добиться мира на земле, осушая болота и раздавая пищу бедным. Глупец! Венгрия, Западно-Франкское королевство, Бургундия – они покажут Эстульфу, в чем его ошибка, но будет уже слишком поздно. Он просто не понимает, что война может сменить свое лицо, но не душу. Война вечна. Она может завершиться для тебя, только если ты умрешь.

– Меня интересует, что ты собираешься делать с Эстульфом.

– Я уже делаю, ты просто этого еще не заметила.

– Что?

– Я жду.

– А как же мои записи? Что мы будем делать, чтобы вернуть их?

Бальдур улыбнулся. Я еще никогда не видела, чтобы он так улыбался.

– А тебе не приходила в голову мысль о том, что мне все равно? Все равно, что случится с тобой. Если станет известно, что ты там вытворяла, с кем бы, где бы это ни было, то… что ж, ты долго была моей женой. Я стану вдовцом. Но я все равно был зятем Агапета. А что до Эстульфа и твоей милой мамочки, то вскоре и им будет не до тебя, потому что им придется бороться за собственное выживание.

Выйдя из сарая, я замерла в нерешительности. Вместо своего супруга я увидела там совершенно чужого мне человека, который, как я полагала, способен был бы лично утопить меня – по решению суда, конечно, потом бросить моего ребенка в лесу на съедение волкам – тоже по решению суда, а затем с той же холодной улыбкой на устах подняться на графский трон. И он не сказал мне, как собирается выполнить свою угрозу.

Но весь ужас ситуации я поняла, лишь когда вернулась в свою комнату и села перед зеркалом. Я была одна. Впервые в жизни не было никого, кто помог бы мне. Всего за полгода я стала совершенно одинока. Мой отец убит, мать стала моим врагом, и даже мой муж готов был пойти против меня, пусть и не без причины, как я вынуждена была признать. Бальдур никогда не вдохновлял меня, не поддерживал меня, не давал мне советов, но я вдруг осознала, что он был чем-то вроде стены за моей спиной, стены, на которую я хоть и не опиралась, но все же чувствовала, что она есть, и это успокаивало меня. А теперь и Бальдура нет рядом.

Бильгильдис, моя кормилица, заботившаяся обо мне с самого детства, уехала из замка по приказу Эстульфа. Даже троих моих «Ф» у меня забрали, и только их мрачное пение осталось мне, речитатив, каждый вечер звучащий в нашем замке:

Кто тысячи слов бессердечных услышал,
кто тысячу дней горевал,
душа того до костей усохла.
Голод свой он отчаянием утолит.