Август кивнул, а потом обратился к Мириам:
— И вас заинтересовал период готики, так?
Она кивнула.
— Вы хорошо разбираетесь в теме, мой дорогой Август. Да, и, как многие коллекционеры, я хотела, чтобы моя коллекция была узко специализированной. А готический период мог стать прекрасным направлением. И поскольку наши с Томасом жизненные пути практически не пересекались, между нами существовал своего рода паритет: я не вызнаю про его подружек, он отдает мне свою чековую книжку для создания коллекции.
Я допила чай. Заметив это, Мириам сказала:
— Давайте перейдем в гостиную. Оттуда открывается потрясающий вид на океан, даже в бурю он завораживает. Там я дорасскажу вам историю и покажу фотографии моих поисков Часослова.
Она встала, и мы с Августом пошли за ней. Пока мы следовали за ней, он слегка касался моей руки, и мне ужасно хотелось взять его за руку.
В гостиной стояло несколько мягких стульев, покрытых тканью в стиле «потертый шик». Кофейный столик и тумбочки были завалены книгами, в стеклянных вазах лежали ракушки, песок, морские звезды, стекляшки, а в одной даже были старые пуговицы и разноцветные буквы из детской настольной игры.
Комната была огромной, но мебель, лампы и фотографии пляжа на стенах придавали ей тепло и уют. Мы с Августом сели на большой диван, а Мириам расположилась напротив нас на кушетке, украшенной подушками. Видимо, от ливня я продрогла сильнее, чем думала, поскольку мои зубы не переставали стучать.
— Вот, Каллиопа, возьми. — Она подала мне плотное лоскутное одеяло, лежавшее на оттоманке. — Ты, наверное, замерзла. И я знаю, что нам поможет. — Она подошла к стеклянной двери и белокаменному камину, нажала на кнопку, и голубое пламя охватило керамические бревна.
Я расстелила одеяло у себя на коленях. Мириам снова присела на кушетку и взяла со столика тяжелый альбом. Положив его на колени, она глубоко вздохнула, как будто раздумывая, стоит ли его показывать или все же нет.
— Я не заглядывала в этот альбом с тех пор, как переехала сюда. Возможно, это слишком больно. — Она открыла альбом. — Он полон воспоминаний об охоте за манускриптом. Итак, впервые я услышала о нем, когда наткнулась на легенду об Элоизе и Абеляре.
— Кто это?
Она улыбнулась мне.
— Вероятно, двое самых позабытых влюбленных, когда-либо живших на этом свете. Хотя, я думаю, позабытых не всеми. Это история двух очень умных и безумно несчастных людей.
Я поджала под себя ноги. Под одеялом Август положил руку на мое бедро, а я — на его.
— Элоиза родилась в тысяча сто первом году. Она была прекрасной девушкой. Дядя Фульбер, ее опекун, был каноником в церкви. Поняв, насколько девочка одарена, он решил дать ей образование, а в те времена такой шаг был большой редкостью. Теперь вы понимаете, как сильно привлекла меня ее судьба. Я видела в ней себя. Когда я была маленькой девочкой, я жаждала знаний, книг и искусства. И она тоже. Я просто… вы когда-нибудь отождествляли себя с исторической личностью?
Я кивнула.
— В четвертом классе я прошла через фазу любви к мадам Кюри. Я даже обзавелась микроскопом и предметными стеклами, а в ванной устроила лабораторию.
Август улыбнулся.
— Вот это действительно классно! А я в первом классе был увлечен Чарльзом Дарвином — с этого началась моя коллекция птиц. Я хотел отправиться через море на Галапагосские острова.
Мириам кивнула.
— Значит, вы понимаете. Для меня такой личностью стала Элоиза. И к тому времени я была уже давно не четвероклассница, — пошутила она. — Элоиза не славилась красотой, но она была очень умна. Она прекрасно писала, знала латынь и греческий. Даже иврит. И Фульбер пригласил Пьера Абеляра, блестящего человека, стать ее учителем. Абеляр происходил из благородного рода и мог жить в богатстве и праздности, но предпочел этому философию и жизнь ученого-отшельника. Он пришел в восторг от способностей девушки. Учитель и ученица влюбились друг в друга, и так начался их страстный роман.
Я взглянула на Августа. Он был так же зачарован рассказом Мириам, как и я.
— Пьер больше всего любил Элоизу за ее ум. Мой супруг любил меня за мою красоту, а мои мысли для него ничего не значили. Я мечтала о такой любви. Это две родственные души.
Я понимала, что она имеет в виду. Желание иметь близкого и понимающего человека, который принимал бы тебя всю. Я поймала на себе взгляд Августа и отвернулась.
— Они безумно любили друг друга, и вскоре Элоиза поняла, что беременна. Сама мысль о таком союзе была позорна. Она родила сына. А после, как в трагедиях Шекспира, была вынуждена уйти в женский монастырь.
— Да, прямо все компоненты трагической истории любви, — заметил Август.
— О да, но это еще не все, — сказала Мириам. — Они тайно поженились, и когда Фульбер узнал обо всем, он велел своим верным слугам избить и оскопить Пьера.
Я открыла рот от удивления.
— Нет!
Мириам кивнула.
— Да, ужасная трагедия. И к сожалению, так все и было.
— Что же они делали дальше? — спросила я, наклоняясь вперед. Не осознавая этого, я сжимала руку Августа.