Тайна двойного убийства

Значит, все в обвинении верно, но о ломике тоже ни слова. Не придал Иванов значения? Мелочью посчитал? Впрочем, что было делать этому потерпевшему, как не бежать за ломиком, если на глазах его падает раненный хулиганом друг? Но, черт возьми, как досадно, что такие подробности узнаешь в судебном заседании! Ясно ведь требует закон: следствие полное и объективное. Какая объективность при отсутствии полноты картины?

Прокурор, разохотившись, продолжает допрос, а время бежит, бежит. Уже не раз нетерпеливо поглядывала на меня адвокат Волкова, и я старалась не замечать, как моя секретарша демонстративно встряхивает пальцами: устала рука.

Обеденное время началось и давно кончилось.

Объявляю перерыв.

Алевтина Георгиевна встречает меня словами:

— Ты, мать, куда так гонишь? Глянь, без перерыва отмахала сколько! Тут такие события назревают, а мы дождаться тебя не можем!

— Сашка?! — испуганно вскрикиваю я. Сын только-только пошел в детсад после недавней болезни. Откатали с отцом две недели в тяжелейшем гриппе, измучили меня окончательно, поэтому все события меня пугают прежде всего возможностью новой Сашкиной хвори. Сама я отчихалась на ходу — прилечь не давали работа да забота.

— Нет-нет, — успокоила меня улыбающаяся Лидия Дмитриевна, — приятные события.

— Да что такое, говорите, — взмолилась я, — у меня перерыв на один час, есть хочу, аж скулы сводит, а вы меня томите!

— Лошадь, не надо, лошадь, послушайте, — Алевтина картинно выбросила руку в мою сторону, но декламацию прервала добрая Лидия Дмитриевна.

— Квартиру, Наташа, дают тебе. Поздравляем, дождалась.

Квартира! Я так и села. Долгожданная, вожделенная, прекрасная квартира!

Комната сына, наш кабинет, спальня, где я спокойно переоденусь, посижу перед большим трюмо на низком мягком пуфе, вгляжусь в свое лицо, отраженное светлым чистым зеркалом. Совсем как в кино, где усталые (неизвестно от чего!) героини разглаживают несуществующие морщинки и оглядывают, обласкивают себя заинтересованным взором.

Ух ты, квартира! Большая, милая, уже мною любимая квартира! Кончатся захватнические войны с Игорем за кухонный стол, где мы работали поздними вечерами. И Татьяна Ивановна, несчастная Сашкина бабушка, будет спокойно заниматься с внуком в отдельной его комнате. Татьяна Ивановна — моя особая боль. Она все понимает умом, но сердце ее постоянно болит, когда она видит меня на месте своей так трагически погибшей дочери. Не раз замечала я, как наливаются предательской влагой ее совсем молодые глаза, когда Сашок кричит мне: "Мамуля!”. Сашина мать погибла, когда малышу и года не исполнилось. Нелепая, страшная смерть под колесами "ЗИЛа”. Почти пять лет Татьяна Ивановна с Игорем растили Сашку, а потом появилась я.

Работала следователем, зашла по службе в лабораторию к Игорю, увидела рисующего Сашуню и пошутила, что оба они мне нужны — эксперт и его сын. Сашка шутки тогда не принял, поверил единожды и, надеюсь, навсегда. И вот мы вместе, и мое исстрадавшееся, тоже трагически потерявшее любовь сердце прильнуло к ребенку так сильно, что никакими силами не отнять. Мой старый друг Антон Волна говорит теперь, что я самая сумасшедшая из всех матерей. Наверное, он говорит правду. Любовь к сыну помогает мне жалеть Татьяну Ивановну, которая не может быть с нами и не может быть без нас.

Квартира! В Сашкиной комнате бабушка даже ночевать сможет и мне помощь будет, особенно когда мальчик болеет и я разрываюсь на части между ребенком, больницей, очередями, работой.

Квартира! Открыто и сильно прижмет меня Игорь к широкой груди большими, всегда чем-то обожженными руками, и я не буду сдерживать счастливого вздоха, потому что я люблю и его, моего мужа, и мне хочется гладить крупные его плечи и целовать ладони и мне хочется, чтобы мы были в такие минуты совсем-совсем одни.

Квартира!

— Даты никак ошалела от счастья, мать! — вывел меня из оцепенения голос Алевтины. — Зайди к Валерии, она тебя просветит насчет квартиры. Ей звонили из исполкома.

Забыв про голод, бегу к своей начальнице.

— Поздравляю, дорогая, — торжественно говорит мне Валерия Николаевна и ради такого случая выходит из-за стола, семенит ко мне короткими ножками и, приподнявшись на цыпочки, целует в щеку: — Наконец-то пробили тебе квартиру! Скольких трудов мне это стоило!

— Спасибо, — искренне благодарю я.

Валерия Николаевна правда пробивала мне квартиру. Знаю, от нее многое зависело. Она ходила со мной в исполком, подписывала разные бумаги, ходатайства, просьбы, характеристики. Выбивала, одно слово.