Тайна двойного убийства

— Да они изнасиловать ее хотели, вот что нужно им было! Негодяи, они и ее мордовать задумали!

И еще не смолкли последние слова Марины, как Реутов вдруг резко привстал, выбросил в сторону зала руку с двумя растопыренными пальцами и прошипел:

— Не шелести, дура!

Среагировать я не успела.

Послышался какой-то странный шуршащий звук, и я увидела, что лицо Зои Лягушенко, ставшее снова бумажно-белым, запрокидывается назад, и она медленно оседает, хватаясь за трибуну слабыми недержащими пальцами!

— Перерыв! — это крикнула я уже на бегу, но меня опередил сидевший с краю доктор Руссу, который подхватил обмякшее тело девушки и спокойно сказал мне: "Мой саквояж!” Шамиль Гварсия уже держал Зою за плечи.

Я бросилась в совещательную комнату, а понятливая Галина быстренько освобождала от посетителей зал. Конвой увел побледневшего Сумина.

В саквояже доктора нашлось все необходимое, действовал он на зависть быстро и решительно, тихонько переговариваясь при этом с Шамилем.

Вскоре доктор успокаивающе кивнул мне и сказал: "Не надо "Скорую”, все в порядке”. Галка — секретарша строго ответила ему: "Уже вызвала, такой порядок”.

— Ну ладно, — народный заседатель улыбнулся, — я здесь ведь в другом качестве!

К приезду врачей "Скорой помощи” Зое действительно полегчало, она пыталась встать со скамьи, куда ее уложили, но этому воспротивился Руссу. Из-под полуприкрытых век девушки катились слезинки, стекая к вискам, и доктор осторожно промокал их бинтом, не успокаивая и не мешая ей плакать.

Потом Зоя тихо сказала:

— Пусть бы лучше меня… пусть бы лучше… чем вышло так…

Мне пришлось вмешаться:

— Помолчи, Зоя, ты не должна говорить ничего. Придешь в норму, расскажешь суду и не волнуйся, пожалуйста!

Сердитая женщина — врач из "Скорой” выговорила мне за вызов:

— Здесь у вас два таких корифея, а вы нас вызываете! И на мой вопрос ответила уверенно:

— Реакция на травмирующую ситуацию. Никакой патологии нет. Полчаса отдохнет девица, можете продолжать работу.

И села писать справку.

Я успокаивала Зою Лягушенко, а сама была взволнована, пожалуй, не меньше ее. Испугалась. Расстроилась. Вот оно, несложное дело. Бывают ли они вообще, несложные?

Оставив в зале Руссу и Шамиля, поднялась в кабинет.

Коллеги уже были наслышаны об инциденте в судебном зале, Лидия Дмитриевна, глянув сочувственно, сказала:

— Зайди к Валерии, бесится.

Алевтина молча забрала мою кружку. Знаю, заварит мне чаю.

Валерия Николаевна смотрит на меня укоризненно, и под этим взглядом я действительно чувствую себя виноватой в том, что свидетельница потеряла сознание, вспомнив страшные события.

— Как же так, дорогая? — спрашивает меня начальница. Точнее, не спрашивает, а упрекает.

— Да я-то при чем? — не выдерживая, взрываюсь.

— Этот случай только доказывает, насколько серьезны были переживания девушки — и тогда, и теперь. Понимаете? Не простая это была пьяная ссора! Если девчонку хотели изнасиловать пьяные парни, а Сумин вступился — это же совсем другая ссора, другая драка. Картина совсем другая! Как он должен был поступить? Не ссориться с ними? Так? Я считаю, и ссориться должен, и драться, зубами вгрызаться…

— Тихо, тихо, дорогая, — прерывает мой возмущенный монолог Валерия Николаевна, — ты еще молода, а я на уголовных делах собаку съела. Подумаешь, хотели. Не изнасиловали же! Может, и обошлось бы. Они еще только хотели, а их убивать?!

И потом, дорогая, ты с прокуратурой хочешь меня окончательно рассорить! Они и так на тебя в постоянной претензии. Ты еще молодая…

— Этот недостаток скоро проходит, — непочтительно перебила я начальницу, — правда, я молодая еще, но хотелось бы быть моложе. И не бояться драки, если нужно защитить другого. Кстати, этого и закон требует, только мы его совсем забыли. Вы забыли.

— Ну, знаешь! — брови Валерии Николаевны вползли на лоб, собрав некрасивые морщины.

— Знаю, Валерия Николаевна, — говорю я уже спокойно, — мы еще выясняем причину первой ссоры, самой первой. К мотиву убийства почти не приступали. И говорить, должен ли был Сумин действовать так, как действовал, рано. Могу вам обещать, что разберемся. Со всей серьезностью.

Видимо, возразить ей нечего, и она отпустила меня. Но я уже знала: Валерия Николаевна будет строго и придирчиво наблюдать за процессом. Эта ее фраза о возможной ссоре с прокурорами. Значит, как говорится, кошку бьют — невестке понять дают. И мне дали понять: за пределы обвинения выходить нежелательно. Что бы там ни было в судебном заседании, обвинение должно быть незыблемым, чтобы, не дай Бог, не конфликтовать с прокуратурой.

Ну уж нет! Со мной этот номер не пройдет!

Будет так, как требует закон. Судьи независимы.

Милые мои коллеги все понимают. Житейский и судейский опыт подсказывает им единственную нужную мне сейчас поддержку.

На моем столе стоит чай, и меня не о чем на расспрашивают.

Что случилось-то? А ничего и не случилось. Обычная рядовая накачка. Если ты права, найди силу преодолеть все. Слабым не место здесь, где решаются судьбы. Ты сильная и справишься, вот что сказало мне молчание коллеги. Они верили в меня.

— Прошу встать, суд идет!