Тайна двойного убийства

— Договорились. Я нахожусь в состоянии необходимой обороны. Надеюсь, что смогу защитить судейский корпус от вполне реального нападения. Судьи независимы и подчиняются только закону.

— Бредишь ты, что ли? — поразилась начальница. — Ну иди, работай.

Она, видимо, совсем потеряла надежду меня уговорить. Я вернулась в совещательную комнату, где ждали меня народные заседатели, ставшие близкими за эти трудные дни. Приветливо им кивнула: все в порядке, все в норме, все путем.

— Прошу встать, суд идет! — голос Галины позвал нас в зал судебного заседания.

День закончился без особых новостей и тревог.

Допросили оставшихся свидетелей.

Одни рассказали о Сумине, другие — о Шишкове и Реутове.

Огласили документы — подбирали хвосты, так у нас это называется.

У Реутова я ни о чем не спрашивала, хотя вопросы были. Подождем до завтра, когда будет готова биологическая экспертиза.

Спокойствие мое перешло в апатию, мучительно хотелось спать. Сказалось напряжение и моральное, и физическое, каждая клеточка во мне вопила об отдыхе, о передышке. Едва дождавшись окончания рабочего дня, я уехала домой с твердым намерением устроить себе одновечерние каникулы и не заниматься ничем, кроме, разумеется, сына.

Игорь понял мое состояние, пошептался о чем-то с Сашкой и уехал домывать квартиру один. А мой милый сын окружил меня такой ярко выраженной заботой, что я не выдержала и в конце концов расплакалась, повергнув его в горестное изумление.

Слезы так редко посещают меня, что я уже забыла их горечь и сладость и сама с удивлением чувствовала, как по прозрачным мокрым дорожкам утекает тягостное чувство, жившее во мне все последние дни. Сейчас, со слезами, я поняла: это избавляюсь я окончательно от несвободы, от глубоко спрятанного и скрываемого даже от самой себя страха не быть как все. Покидала меня зависимость от обстоятельств. Я освобождала душу от шелухи рабства, готовила ее для добра, сострадания и справедливости. Текли мои слезы, уходила неуверенность, наступало сладостное успокоение, сознание правоты и важности моей работы и жизни.

Я готова была дать бой и доказать, что есть высшая справедливость, что судьи независимы и подчиняются только закону.

Мы ждали гарантий своего права. Но никто и никогда, ни один самый правильный закон не даст судье независимость, если он не имеет мужества взять ее, эту независимость. Взять и соединить с ответственностью и справедливостью.

Мне казалось, только сегодня я стала настоящим судьей.

Накануне этого приговора…

Судебный процесс завершался.

— Прошу садиться, — я оглядела зал, в котором пустых мест не было. Люди стояли даже возле двери в коридор. Это хорошо. Я люблю, когда в зале люди. Чувствую себя увереннее, когда вижу глаза, глядящие внимательно и требовательно.

Оглашается заключение биологической экспертизы.

Молодая симпатичная женщина, наш новый эксперт, встала, одернула и без того безукоризненно сидящий строгий синий пиджак, взяла в руки листок с заключением.

Я уже знала его содержание. Наблюдаю за реакцией. Прокурор вертит в руках карандаш. Знает, конечно, результат биологического исследования, поэтому ничего нового не ждет.

Адвокат Волкова вытянула шею, внимательно слушает. Потерпевший Реутов опустил голову, кажется безразличным. Зато напряженно вглядывается в эксперта Сумин. Еще бы! Подтвердит ли экспертиза показания свидетелей? Объективное доказательство, беспристрастное.

Ровный голос эксперта звучит значительно, весомо падают в переполненный зал слова. Сложные медицинские термины, формулы крови, методика исследования… Вот и главное: вывод.

Итак, на гребешке кастета кровь человека.

Происхождение ее от убитого Шишкова и от Реутова исключается. Зато она может принадлежать подсудимому Юрию Сумину!

Сумин не выдерживает все же, вскакивает и вскрикивает отчаянно:

— Вот видите! А меня слушать не хотели, слушать даже!

— Сумин, Сумин, — пришлось мне урезонивать подсудимого, — во-первых, не нарушайте порядок, во-вторых, мы слушали вас внимательно. И выслушаем еще.

Сумин покорно кивает, садится в своей загородке, но голову уже не опускает, часто-часто взмахивает длиннющими ресницами, вытягивает шею, чтобы лучше видеть все из-за высокой деревянной планки.

Вопросов к эксперту не поступило, женщина просит освободить ее от дальнейшего участия в процессе и, получив разрешение, уходит.

Вот теперь послушаем Сумина. Глаза его внимательно следят за мною. Он ждет, готовый вскочить по первому же знаку. Хочет говорить, рассказать что-то очень для него важное. Потому-то так тревожны и умоляющи огромные глаза и трепещут диковинные ресницы, словно боясь закрыться и пропустить ответственный миг откровенности.

— Пожалуйста, Сумин, что вы хотели сообщить суду? Голос парня дрожит и срывается.