Тайна двойного убийства

— Ты еще молодой, жизни мало видел, — задумчиво проговорил участковый. — Я раньше шибко книжки любил, все глаза попортил, — он усмехнулся, — всяких писателей читал. О разных людях пишут, многие годы все интересуются — почему этот человек такой, а не этакий. Нету ответа ясного, не встречал я. Думаю, не одна — много причин жизнью человеческой управляет. Однако убедился я — главное в человеке доброта. Добрый человек может собой поступиться, злой — никогда. Почему Андрей таким вырос? — А доброты в нем не было, жалости. Отец зверюгой смотрел на всех и мальцу привил это. Я уж думал-передумал об Игошиных. Понимаешь, тезка, ведь прозвищем-то своим — "Медвежье сердце” он, выходит, гордился, раз карточку для матери этой кличкой подписал. Ну что он о себе думал? А над всеми людьми ставил себя. В армии — там обстановка другая была. Дисциплина, спрос. И на Андрее это сказалось. Вот и спасал человека — сила у Андрея есть, и знал он, что со службой шутки плохи. Но не от жалости, не от сознательности тащил. Для людей не жил Андрей, нет. Не было такого. Все для себя, для своего интереса. Я так думаю, что и не повезло ему, не встретил добрую душу, а такая светлая душа каждому человеку для правильной линии должна встретиться. Тут себя я тоже упрекаю… — он помолчал, вздыхая, и продолжил: — Ну вот, без жалости к людям и обросла Андреева душа шерстью. Может, что-то надо было Андрею от геологов, а раз надо ему — вынь да положь, в тайге он сильный. Думаю, если решил он в тайге зимовать — оружие добывал. Свое-то ружье он у Виталия оставил, боялся взять, чтоб не заподозрили худого.

— А завтра я тебя с другим человеком познакомлю, — продолжал Балуткин. — Интересный человек. Дед Сорока его зовут. Фамилия у него такая — Сорока. Живет он сейчас один, старуха его померла, ему самому уже за семьдесят, но бодрый. До стройки в Зарантах совсем дикий край был, тайга. Сорока живет там уже полвека. Не любит он вспоминать, как попал в наши края, я и не бередил никогда ему душу. Приехал, женился на местной, дом выстроили и стал жить охотой. И такой оказался он добрый хозяин, что вся округа его знает. Избавь Бог браконьеру появиться в тайге. Сорока достанет. Петли, капканы, ловушки — не терпит, сам не ставит и другим не позволяет. Философия у него такая. Говорит он, что человек должен быть честным даже со зверем в тайге.

— Вот бы Андрею такое понятие, — опять вздохнул он и продолжил:

— Сорока тайгу вокруг Васильевской знает, как свои пять пальцев. Землянки все знает, лабазы. Слышал ты про лабазы? Строит охотник избушку, и есть в ней на первый случай соль, спички, крупа какая-нибудь, махорка. Таежники держат такие лабазы в порядке, запасы пополняют. Многих лабазы из беды выручают, особенно зимой, в лютые морозы. Только бы здоров был дед, все он нам покажет, проверим. Там, на Васильевской, есть уже ваш один из области. Я его не видел еще, но слышал, что он с геологами тайгу прочесывает. Однако надо знающего человека привлечь, тогда толку поболее будет. Ну, пожалуй, и спать пора, — заключил участковый. — Заговорил я тебя.

— Иван Михалыч, — Николаев решил поделиться с Ба-луткиным своими сомнениями, — вот что еще хочу сказать. Заключения экспертов еще нет, но, на первый взгляд, в Нефедова, кроме как самодельной картечью, стреляли еще бекасиной дробью. Мелкой, магазинной. Такой у Виталия не было. А вот у геологов есть. Значит, и у завхоза была.

— Да что ты говоришь? — приподнялся Балуткин, — Ну лихо, брат, закручены наши дела. И не рано ли я все свалил на Андрея? — в голосе участкового звучала неприкрытая радость, но нотки эти погасли, когда он сказал: — Да не полег ли солдат от злодейской пули?

10

Дед Сорока был дома и Балуткина встретил приветливо и уважительно. Не принято у таежников сразу начинать деловой разговор. Балуткин с Сорокой говорили о здоровье, о погоде.

Высокий, чуть сутулый, худощавый дед выглядел значительно моложе своих семидесяти лет. Николаев с невольной завистью смотрел, как легко и пружинисто ходит Сорока по дому, как живо блестят его глаза, какие крепкие зубы обнажаются в улыбке.

Решив, что дань обычаю отдана, Сорока обратился к участковому.

— Догадываюсь, Михалыч, зачем ты пожаловал. Проводник нужен?

— Угадал, Семеныч, проводник тоже нужен. И еще мы с Иваном Александровичем, тезкой моим, — Балуткин кивнул в сторону Николаева, — с вопросами к тебе. Ты, говорили мне, этим летом с Андрюхой Игошинским встречался. Скажи нам, когда это было, где и до чего вы договорились?

— Понятно, — дед Сорока сел к столу, — только один вопрос разреши, если можно, конечно.

— Давай, — разрешил Балуткин.

— Серьезные претензии к Андрюхе имеете или так, мелочь?

Балуткин вопросительно глянул на Николаева и, уловив согласный кивок, ответил:

— С мелочью, Семеныч, нам не с руки связываться. Парень вот из области прибыл. А без Андрюхи, думаем мы, не обошлось в деле геологов. Так-то вот. Или — или. Жертва ли, или злодей — точку поставить надо.

— Так слушай, Михалыч, я вам, видно, смогу помочь, — начал дед Сорока свой рассказ.