Сейчас Чен был уже почти спокоен, если только может быть спокоен человек, встретивший через два десятка лет после расставания лучшего своего друга и узнавший, что этот друг женат на девушке, от любви к которой Чен-Сакамото когда-то сходил с ума. Когда-то… Казалось, что вся эта история давно забылась, а вот теперь, после той самой встречи на вокзале, в памяти внезапно всплыли мельчайшие детали их разговоров, совместных игр в детстве и даже мелодия, звучавшая когда-то из трубы граммофона в доме учителя Сакамото. Их медленный танец на татами – он, юный кореец, принявший гражданство Великой Японии и фамилию своего учителя, и она, по документам теперь его сводная сестра… Как они кружились тогда в вальсе в тесном холле дома Сакамото. А теперь она жена его друга барона Оды, ставшего по заданию родины подполковником Ватануки, сопровождает его в заграничных поездках, ждет дома, когда он работает в Токио, в генштабе. Кажется, у них нет детей – Чен не понял толком этого из разговора, а спрашивать напрямую почему-то ужасно боялся. Время от времени он использовал навык, полученный им во времена совместной учебы с Ватануки в токийской разведшколе: низко опуская голову и расширяя периферийное зрение, он мог видеть ее, идущую поодаль. Предусмотрительно захваченная из дома щегольская трость, которой он никогда не пользовался в Москве, пригодилась как нельзя лучше – кажется, Ватануки ничего не заподозрил. Ну а то, что Марейкис проверялся особенно часто, оборачиваясь к жене своего друга, было вполне объяснимо – кому как не ему знать об особенностях наружного наблюдения чекистов?
Проходя мимо масонского дома на Сретенском бульваре, Ватануки нагнулся к Чену и под грохот проезжавшего трамвая спросил:
– Мы давно не трогали тебя, не мешали обустраиваться. Но сейчас настали важные времена. Ты сможешь снова начать активно работать?
Чен давно ждал этого вопроса и сразу успокоился. Он даже забыл об Эцуко, как всегда забывал обо всем, начиная ИГРАТЬ. Что ж, важные времена действительно наступили – Ода прав. Начинается большая игра, и теперь его слово.
– Думаю, у меня вполне крепкие позиции, – слегка повернувшись к Ватануки, ответил Чен. – Русские не должны иметь ко мне никаких претензий. После нескольких неудачных эпизодов, когда я едва не вскрыл себе живот…
Ватануки отшатнувшись, с изумлением посмотрел на Чена. Повернулся к Эцуко и ничего не сказав ей, широко улыбнулся. Она, не зная, о чем говорят мужчины, улыбнулась в ответ и согласно покивала. Марейкис продолжал:
– Все обошлось самым лучшим образом. Я сконцентрировался на науке и много переводил для чекистов и военных. Меня высоко ценят. Полагаю, всякие подозрения в мой адрес остались в прошлом. Правда, был один неприятный эпизод около года назад…
– Что такое? – Ватануки внимательно посмотрел на друга.
– Прошлым… Нет, позапрошлым летом меня было пригласили в поездку советских писателей по Беломорско-Балтийскому каналу…
Ватануки долго переваривал название. Наконец переспросил:
– По каналу? Что это значит? И почему писатели?
– Это водный канал, который свяжет Балтийское и Белое моря с Волгой и даже с Москвой. А строят его заключенные, среди которых немало политических. Акцию организовывало ОГПУ по приказу самого Сталина, чтобы писатели поддержали идею о перевоспитании заключенных в лагерях с помощью тяжелого труда.
– Очень хорошая идея, – одобрительно покивал Ватануки.
– Хорошая. Приглашение прислали и мне, но потом внезапно отозвали его. Я было даже испугался, но вскоре выяснилось, что это козни моих литературных оппонентов. У меня действительно пока мало публикаций, и меня попросту не сочли писателем. ОГПУ тут ни при чем.
– Вот оно что… Ну что же, это не так уж и страшно. Помню, как ты мечтал стать писателем. Поступить в Токийский императорский университет. Все это в прошлом. А теперь тебя не пускают в концлагерь чекисты, потому что ты мало пишешь! – Ватануки засмеялся, снова повернулся к Эцуко, мазнул взглядом наружку и вернулся к Чену, который в этот момент смотрел на окна своей квартиры – они как раз проходили его дом, и Марейкис вдруг едва не сказал об этом Эцуко. Ему почему-то очень захотелось показать этот большой, красивый, еще дореволюционный дом, пригласить к себе в квартиру и, кто знает, может быть, даже поставить на патефоне «Амурские волны» и пригласить на танец. Но он быстро обернулся к Ватануки, и Эцуко немедленно растаяла в его сознании вместе с приглашением. Чен тоже улыбнулся:
– Да, но я надеюсь, у меня все еще впереди! В общем, когда выяснилось, что у ОГПУ ко мне претензий нет, я успокоился. Тем более, недавно эта история снова всплыла, и самым приятным образом.
– Вот как? Каким же?