Тайна двух чемоданов

В тот день на службу он не поехал. А на следующее утро горничная принесла ему пакет, положенный в почтовый ящик в калитке. Адреса отправителя на пакете не было, адрес получателя был написан по-русски и указан точно. Накаяма заперся у себя в кабинете, сел за стол и долго не решался вскрыть посылку, тупо уставившись на пакет и совершенно точно зная, что там, внутри. Прошло не меньше двух часов, когда он, вконец измученный, попросил себе чаю и, снова оставшись один, все-таки решился. Он пальцами разорвал плотную коричневую бумагу, из которой достал толстый конверт. Ножом вскрыл его, и на стол легла пачка фотографий, сделанных в тот вечер. Они были отвратительны все. Абсолютно все. Но самыми ужасными оказались снимки, сделанные после того, как подполковник потерял сознание. Заманилов дал волю фантазии, подыскивая подходящее место для размещения портрета императора на обнаженных чреслах японского разведчика и рядом с ними.

Накаяма прикрыл глаза и, стараясь не открывать их, сложил фото в стопку и переместил в пепельницу. Не глядя, накрыл конвертом, в котором они были получены, и только после этого позволил себе открыть глаза. Военный атташе встал, распахнул форточку и долго вдыхал морозный воздух. Повернувшись к столу, нашел спички и, все так же стараясь не смотреть на полученные бумаги, сжег их.

Всю ночь он просидел за столом. Он много думал, так много, что устал, и первый раз в жизни понял, что думать бывает тяжело. Зато к утру он чувствовал себя помолодевшим, бодрым и крепким как сталь того крейсера, который так больно бороздил вчера его отравленный мозг. Еще вечером, заранее зная, что никакого другого решения не будет и время ему нужно только для того, чтобы собраться с духом, он позвонил в посольство и потребовал, чтобы Стефанович забрал его с дачи в шесть утра. Ко времени его приезда подполковник был уже полностью готов и не стал брать шинель, справедливо рассудив, что там, куда он собирался отправиться, она ему не понадобится.

Теперь он сидел за своим столом в посольском кабинете, полный решимости и одновременно все еще не готовый сделать последний шаг. Накаяма протянул руку за чистым листом бумаги, достал любимое перо и, на мгновенье задумавшись, что-то быстро написал. Положил лист в центр стола, тщательно выровняв его. Посмотрел на пачку бумаги, которой только что воспользовался, одобрительно кивнул. После этого движения его стали быстрыми и четкими. Он встал и решительно снял с себя китель и вытащил заправленную в галифе белую нательную рубаху. Взял из пачки десятка полтора листов и, поклонившись, вытащил из стойки меч. Выйдя на середину комнаты, снова остановился в задумчивости, посмотрел на окно. Развернулся лицом к востоку и, снова глубоко поклонившись, опустился на пятки. Взял меч, держа его горизонтально перед собой, и, открыв стопор, резко вытащил клинок из ножен – сначала сантиметров на тридцать, и полюбовался отблеском электрического света, прихотливо отражающегося в узоре японской стали. Затем обнажил клинок полностью. Отложил в сторону ножны. Аккуратно придерживая меч за рукоять, правой рукой подполковник наложил на лезвие листы бумаги – так чтобы свободным оставался самый кончик, сантиметров семь, не больше. Накаяма глубоко вздохнул и поудобнее ухватился за бумагу обеими руками…

Умирать больно. А выпускать хару на свободу почетно. А почет, уважение, признание статуса мужчины, воина – что может быть важнее для настоящего самурая? Неужели какая-то боль? Она конечна. Уважение к мужеству – остается навсегда. Пришло время освободить свою душу и стать настоящим воином. Первый этап пройден. Жизнь – этот этап. Жизнь – только подготовка к смерти, а раз так, то смерть – это бессмертие. Пора.

Глава 17. Побег

Москва, Лубянка, тот же вечер

– Что в итоге?! – взбешенный начальник Особого отдела резко вскочил с кресла. Сидевшие напротив Заманилов и Марейкис тоже было поднялись, но он махнул им рукой – как вбил их на место одним движением. – Что в итоге? Кто-то мне может объяснить?

Пока Марейкис удрученно смотрел на носки своих ботинок, багровый лицом и шеей, Заманилов поерзал задом на стуле и попытался ответить:

– Товарищ комиссар, ситуация видится следующим образом… Была совершена попытка вербовки подполковника Накаямы.

– Идиотская попытка! – не выдержал и снова взорвался комиссар. – Идиотская! Такое впечатление, что не он, а вы там были пьяны! Это надо до такого додуматься!

– Так точно, идиотская, – подтвердил еще больше побагровевший Заманилов, и Чен с опаской посмотрел на него: как бы не хватил удар капитана госбезопасности. Комиссар тоже сбавил тон и продолжил без особого нажима. – Надеюсь, всем понятно, что ЧП, равных которому в истории советского государства не было, произошло по вашей вине, Заманилов? Это не надо объяснять?!

Капитан виновато повесил голову и запыхтел.

Комиссар прошелся по кабинету. От волнения и возмущения ему сегодня не хотелось даже курить.