Еще немного посмеявшись, повеселевший Томас отправился по все еще зализывающей раны ночной столице к себе домой, где его ждала жена, которая постепенно отошла от своей смертельной обиды за произошедшее при ужасной осаде. Она искренне попыталась понять и в итоге даже почти простила его за то, что он сначала кинулся защищать королевский замок, а не ее жизнь. Но, как и любая женщина, хоть и простив своего мужчину, она уже никогда не могла забыть предательства. Теперь она всегда думала о том, что в случае любой опасности останется беззащитной, в то время как он без оглядки помчится выручать любимого короля и его чертову принцессу. Казалось, и через тысячу лет эта обида будет всплывать снова и снова, что бы ни случилось, и как бы прилежно он не пытался искупить свою вину.
Услышав ошеломительную новость про новый боевой поход, потрясенная Мария расстроилась и горячо расплакалась. Неотступный страх потерять своего дорогого мужа был настолько велик, что она уже долгое время настойчиво уговаривала его уйти из рыцарей. Особенно актуально это казалось после долгожданной встречи с Ирэн, когда его мотивация каждый день рисковать жизнью должна была значительно поубавиться. Но Томасом будто двигало что-то еще, не известное не только ей, но и ему самому, поэтому он лишь смеялся в ответ на просьбы навсегда отложить в сторону синий камзол.
При этом повседневная жизнь в израненном Парфагоне стремительно изменялась. Во время кошмарной осенней осады и последовавшего затем яростного штурма трагически погиб каждый десятый житель некогда счастливого и не видавшего бедствий идеального города. Затем многие погибли от ранений и неожиданно нагрянувших эпидемий, а некоторые сбежали на более безопасный, как уже казалось, вулкан или в далекие крестьянские села, отныне самые безопасные клочки земли залитой кровью Селеции. В итоге в несчастном городе осталось около сорока тысяч человек, немногим больше, чем в недавно истребленном Городе заката, и более чем в два раза меньше, чем в грозном оплоте мутантов на вулкане.
Были и другие проблемы. Например, жизнь в Парфагоне досадливо усложнялась постоянными диверсиями вездесущих агентов Арогдора, которые стали легко просачиваться внутрь Стены или вербовать обозленное местное население. При этом многие красивейшие здания были и так разрушены, а на их восстановление просто не оказалось ресурсов. Мало того, спасительные сборы дани с подконтрольных территорий уменьшились более, чем в три раза, что заставило очнувшихся в реальной жизни горожан почувствовать вероятность скорого голода, нищеты и окончательного конца даже надежд на возвращение некогда праздной жизни, когда кроме как о фазе, заботиться было не о чем.
Как всегда бывает в самых тяжелых ситуациях, любовь к бессменному королю резко пошла на спад и многие зло шутили, что вовсе не отказались бы его поменять на бездушного Эйзенберга или хотя бы беспощадного Джавера. Но все это почему-то не особо печалило самого короля, а ведь он был действительно умным человеком, раз уж смог своими смелыми реформами и умелой командой создать такое, еще недавно совершенное королевство и столь долго успешно с ним справляться. Понимая все это, многие стали думать, что Альберт стал безразличен к жизни подданных, сходя с ума из-за своей не вполне нормальной, а может даже и душевнобольной дочери. Получается, уж не она ли была первопричиной всех этих мрачных бед, внезапно обрушившихся из ниоткуда на головы невинных людей?
Очередное одиозное проявление странного поведения короля случилось буквально на второй день экстренной подготовки к атаке на Арогдор, начавшейся в строгой секретности. В такой тяжелой обстановке на субботу был назначен вычурный Королевский бал, который до смутных времен проходил еженедельно и пользовался большой популярностью. Чуждый таких светских приемов Томас сначала лишь холодно удивился, но потом ему впервые пришло личное приглашение от самого короля, и от несвоевременного события уже было невозможно отказаться. Проблема была в том, что он по-настоящему ненавидел такого рода мероприятия и искренне не понимал, для чего они проводятся и зачем нужно тратить столько времени и денег на ненужное празднование. Его благочестивая жена, напротив, раньше могла лишь об этом мечтать, но отныне ее совсем не радовала возможность находиться в одном помещении с Элизабет. Со времен турнира, когда Томас спас принцессе жизнь, ревнивая Мария затаила необъяснимую, но вполне осознанную злобу на нее, а затем и вовсе возненавидела после предательской истории во время осады мутантами.