Тайна Элизабет

Все ее скупое представление о жизни за пределами проклятого замка было взято из многочисленных книг, которые были единственным окном в действительность, пусть и искаженную. Лишь книги и их герои были ее настоящими близкими и верными друзьями, будто реальными людьми, о ком она могла бесконечно думать и мечтать круглые сутки напролет. В своем юном возрасте она была единственным человеком на всей огромной Селеции, кто прочитал абсолютно все книги, художественные и даже сугубо технические, например, по строительству и выплавке металлов. Самые же интересные романы, где речь шла о храбрых героях, сумасбродных королевах и сверкающих балах она перечитывала по многу раз из года в год, так как выход новых изданий был большой редкостью в королевстве.

Так получилось, что она жила в трех реальностях: надежно запертая в ненавистной башне, в удивительных сюжетах книг и в волшебной фазе. Только лишь сломав стабильность пространства на грани сна, она могла стремглав вылетать за пределы каменных стен и, словно молодая ласточка, летать над волнами безграничного моря, шумящей сочной листвой леса и обрывистыми склонами гор. Она бродила в фазе по такому неизвестному ей Парфагону, бедным окрестным селам, купалась в холодных озерах и даже была на вершине страшного и мерзкого вулкана. Если все другие жители столицы использовали фазу только для изменения внешнего вида и возраста, а также бессмысленного развлечения, то для нее это был реальный мир свободы, единственной возможностью выйти из этой круглой комнаты и делать все, что захочется.

Сердобольный Альберт, хорошо понимая, что лишал свою самую главную ценность всех возможных радостей жизни, пытался компенсировать ее безутешные страдания своей избыточной любовью и совершенно лишним потаканием. Без спросу посадив ее в золотую клетку над таким ярким и живым Парфагоном, словно дорогую певчую птичку в гостиной, он при каждой возможности изливал на нее свои чрезмерно теплые чувства. Но не выпускал. Кормил, поил, одевал, боготворил, уступал во всех мелочах, но никуда никогда не выпускал и даже не мог об этом подумать. Потерянная в фантазиях Элизабет вообще не могла понять смысла своей никчемной жизни и с каждым днем все больше ненавидела и одновременно любила своего родного отца. Ненавидела за каждодневные страдания и бесконечное заточение. Любила, как единственного, кого просто могла любить, ведь у нее никого больше не было. После всех этих загадочных покушений, даже проверенной годами прислуге было строго настрого запрещено приближаться к ней и о чем-либо разговаривать.

Она часто представляла в своем развитом воображении умершую при родах мать, которая могла хоть как-то за нее заступиться и скрасить скучную жизнь, но принцесса мало что о ней знала. Отец практически ничего не рассказывал дочери о ней: ни о том, какая она была, ни что ее интересовало, ни как и где они познакомились. По необъяснимой причине Альберт всегда крайне неохотно реагировал на любое упоминание об этой печальной для него истории и всегда упрямо уходил от таких вызывающих боль разговоров.

Даже если к Элизабет вдруг допускали каких-то избранных людей или она с ними должна была сталкиваться на крайне редких и самых важных официальных мероприятиях, на нее все равно никто не смотрел как на нормального человека. Как и умирающий от любви отец, все ее искренне боготворили, считая за невероятное счастье лишь просто лицезреть ее божественный лик. Они не могли с ней адекватно общаться, а сама она, выросшая в придуманном книжном мире, тоже не имела практики в этом естественном вопросе, чтобы самой на что-то повлиять. Но она и не хотела никакого общения с этими вечно пресмыкающимися людишками. Она так хотела нормального отношения и простого человеческого разговора на какую-нибудь интересную или простую, да хоть бессмысленную тему, но обязательно с равным себе собеседником. Как в книжках. Вместо этого перед ней все падали на колени, теряя дар речи, а она даже не понимала, почему они это делают, и чем, собственно, она все это заслужила. Как итог, разочарованная Элизабет постепенно теряла основу веры в реальный мир и его людей.