Тайна Эвелин

Николас виновато замер. Эвелин широко распахнула дверь, даже не накинув цепочку. Она чувствовала, как раздражен Николас этим пренебрежением безопасностью, но ей было все равно.

Пип явилась в своих неизменных джинсах и в чем-то мешковатом. Молодежь не переставала удивлять Эвелин: где их чувство стиля? Никто уже не заботился о своем внешнем виде, на первое место вышло удобство; тоже неплохо, но очень уж непривлекательно.

– Доброе утро! – пропела Пип.

Эвелин показалось, или сегодня она выглядела немного лучше: под глазами оставались темные круги, зато порозовели щеки.

– Доброе утро, Пип, – отозвалась Эвелин. – Познакомьтесь, это мой племянник Николас. Он, похоже, боится, что вы желаете мне зла.

Пип смутилась, ужаснулась, яростно замотала головой.

– Мистер Маунткасл, – начала она, – смею вас уверить, у вас нет ни малейших причин, чтобы…

Эвелин прервала ее решительным жестом.

– Я все это ему говорила. Ну, идемте. Если я не вернусь, Николас, то можешь считать, что Филиппа Роз похоронила меня в дюнах.

– Просто я о тебе забочусь, – ответил Николас почти дерзко.

– Я тебе признательна, – бросила через плечо Эвелин.

Снаружи голубело небо, но наслаждаться голубизной мешали порывы ветра с моря. Эвелин постояла, дыша морским воздухом. Давно она не ощущала в ноздрях и в легких соли, ощущение было чудесное, но она отвыкла от бескрайнего пространства. Не так ли рождается агорафобия? Не такая ли судьба ей предназначалась? Даже если да, она не собиралась ей повиноваться. Выйдя наконец-то из дому, она не испытала ни паники, ни страха. Просто вспомнила, в каком чудесном месте живет, и устыдилась, что забыла об этом. Стоя перед своим домом и глядя на бескрайний океан, уходящий за горизонт, он испытывала удовольствие от жизни – чувство, о котором давно не помышляла.

Пип не торопилась начинать прогулку и терпеливо ждала, пока она будет готова сойти с места. Эвелин ободряюще кивнула ей. Предстояло нечто гораздо большее, чем прогулка, но пока неясно было, что именно. Наружу уже тянулись зеленые ростки чего-то нового, и не для нее одной. Она надеялась, что Пип тоже чувствует зарождающуюся связь между ними.

Они перешли через улицу и двинулись по широкому променаду вдоль пляжа.

– Пройдемся до пирса? – предложила Пип. – Это не слишком далеко?

Эвелин пришла в ужас оттого, что ее спрашивают, справится ли она с расстоянием в пару сотен ярдов между ее дверью и пирсом, хотя, если разобраться, вопрос был не такой уж нелепый. Она еще не знала, на сколько хватит ее ног, слишком долго она не проверяла, на что способна. Но чувствовала себя вполне уверенно.

– Думаю, дойду, – сказала она Пип с бодрой улыбкой. – Там мы подкрепимся чаем с булочкой в карамели и пустимся в обратный путь.

– Хотите взять меня под руку? – спросила Пип.

Спасибо, что предложила, подумала Эвелин. Насколько она понимала Пип, той было не так уж легко дефилировать под руку со старушкой.

– Благодарю, – сказала она, – но я и так справлюсь. Какой чудесный ветерок! Помню, когда я впервые вывела малышку Скарлетт на ветер, она не знала, как на него реагировать. В материнской утробе царит безветрие, отсюда шок. Видели бы вы ее личико при порыве ветра! Это было бесценно. Сначала она задохнулась. Это было и тревожно, и бесконечно мило. – Эвелин улыбнулась этому воспоминанию, такому давнему и одновременно такому свежему. Ей нравилось говорить о дочери по прошествии такого долгого времени. Надо делать это чаще, решила она.

Они побрели бок о бок по променаду в направлении пирса. Солнце высунулось из-за облаков, белый свет заплясал по волнам, море заискрилось. Оптимисты-отдыхающие загорали в шезлонгах и на полотенцах, их маленькие дети в купальных костюмчиках, закрывавших все тело, совершали забеги к воде и обратно. Когда Эвелин водила на пляж Скарлетт, та была то в платьице в горошек, то в одних трусиках, если выход на песок был спонтанным. Сейчас Эвелин поняла, что в те времена жизнь была проще.

– Скарлетт обожала воду, – сказала она Пип. – Прямо как маленький тюлень! Весь день могла бегать от волн. Она даже начала понемногу плавать, очень рано для ее возраста. Я всегда следила, чтобы она надевала надувные нарукавники. Здесь бывают очень сильные волны. – Она отвергла предложение Пип взять ее под руку, но теперь сама это сделала, никак не объяснив, почему передумала. – Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что любовь к воде и привела Скарлетт к пруду. Он ее манил.

Нельзя было оставлять такого маленького ребенка одного, подумала, наверное, Пип. Эвелин знала эти ее мысли, потому что так думали все. Трагедия, конечно, но почему трехлетний ребенок очутился один у садового пруда? Куда смотрела нерадивая мамаша? Как можно было такое допустить?

Эвелин давно привыкла защищаться от посылаемых ей злых мыслей, они отскакивали от нее, как пули от щита. Пип хватало вежливости не спрашивать, но Эвелин приготовилась к безжалостному вопросу. Одна она знала, что произошло со Скарлетт и какую роль сыграла в этом она сама. Не пора ли это изменить? Не доверить ли правду Пип?