Тайна Эвелин

– В моем детстве мы нечасто бывали на пляже, – сказала та, умело уходя от темы утонувшей дочери Эвелин. – Сейчас об этом смешно говорить, но ферма далековато отсюда, а мать с отцом были слишком заняты, чтобы меня возить. Когда я стала постарше, то увлеклась учебой и ни на что другое уже не оставалось времени. Теперь жалею, конечно, об утраченных возможностях.

– Когда у вас будут свои дети, обязательно используйте преимущества жизни у моря, – посоветовала ей Эвелин.

Поднять тему материнства было с ее стороны озорством, и она с удовольствием наблюдала, как Пип глотает наживку.

– Сомневаюсь, что когда-нибудь заведу детей, – ответила та безразличным тоном. – К тому же я живу не здесь.

– Совсем забыла! – Эвелин постаралась скрыть усмешку. Отрицать свои корни вошло у Пип в привычку. – Вы же вернетесь в Лондон. Таков ваш план?

Пип устремила взгляд поверх волн, к горизонту, и Эвелин увидела, как она смягчилась.

– Нет никакого плана, – сказала Пип безнадежным тоном. – В Лондоне у меня больше нет дома. И ребенка заводить не с кем. Так что не о чем говорить.

– Может быть, пора что-то поменять? – вкрадчиво спросила Эвселин, искоса глядя на нее.

Пип повернулась к ней, и они встретились взглядами.

– Да. Думаю, вы правы.

40

Пип нравилось на пирсе и раньше, и теперь, но она совсем про него забыла вместе со всем остальным. Раньше она старалась представить, что значит жить в каком-нибудь из белых домишек на уходящем далеко в море деревянном настиле. Она помнила, как ее разочаровали слова отца, что там на самом деле никто не живет, потому что это не жилье, а магазинчики и кафе. Правда, на ее мечты это не повлияло. Она и дальше представляла себе самостоятельную жизнь в собственном мире, на пирсе и даже под пирсом в отлив.

А потом взяла и все это позабыла! Детские фантазии сменились совсем другими мыслями. Как это произошло? Что еще она упустила, когда увлеклась карьерой? При всей любви к своей профессии она уже не исключала, что слишком многим ради нее пожертвовала.

После бодрого старта теперь, при приближении к пирсу, Эвелин выглядела утомившейся. Следует ли за нее беспокоиться? Пип терялась в сомнениях. Она не обладала навыками первой помощи. Посвятив себя учебе, она среди прочего махнула рукой на членство в отряде девочек-скаутов.

– Самое время попить чаю, – сказала она, надеясь, что Эвелин не поймет, что она больше заботится о ее потребностях, чем о своих, и не оскорбится. – Зайдем?

Она указала на кафе в самом начале пирса. Эвелин кивнула. Пип придержала для нее дверь.

Только укрывшись от ветра, они поняли, как он силен. Эвелин буквально упала на стул. Прогулка потребовала от нее больше усилий, чем она думала. Удивляться было нечему, учитывая, как редко она выходит из дому, но Пип надеялась, что они не перегнули палку, иначе племяннику будет за что ее винить.

Они заказали чай и коржики (за отсутствием в меню булочек в карамели) и стали молча любоваться морем за окном. Пип соскучилась по таким ленивым мгновениям. Темп жизни в Лондоне был слишком стремительным, ей нравилось находиться в самой гуще, ее будоражил стресс, балансирование на острие конкурентного ножа. Но, как она поняла только теперь, она нарушила правила игры. Стиль жизни, соревнование, правильные поступки, питание только в правильных местах – все это переступило мыслимые границы, это уже походило на злокачественную опухоль, вытеснившую все прочие, менее важные вещи. Она махнула рукой на покой, презрительно его отвергла, считая, что даже короткий отдых от ее всепожирающей лондонской жизни стал бы признаком слабости. Теперь она понимала, как ошибалась, и готовилась исправить ошибку. Когда ее жизнь вернется в желанное русло, когда она возобновит работу, обязательно надо будет выкраивать время, чтобы любоваться катящимися волнами и скользящими по небу облаками.

Пип почувствовала вдруг на себе взгляд Эвелин и вопросительно повернулась к ней. Пожилая леди выдерживала не моргнув глазом даже самое бесцеремонное разглядывание. Сейчас Пип показалось, что та силится заглянуть ей в душу. Вскоре Пип пришлось самой опустить глаза, потому что ей не хватало твердости.

– Вы прочли мой дневник? – спросила та резко – негромко, но отчетливо.

Пип замерла. Что ответить? Можно было бы солгать, Эвелин ни за что не доказать, что она обманщица. Но куда это ее заведет? Солгать значило бы никогда не узнать, что произошло у Скарлетт и Джоан. А каким было бы наихудшее следствие правдивого ответа? Эвелин могла замкнуться и больше не захотеть с ней встречаться. Обидно, конечно, но Пип справилась бы со своим неутоленным любопытством.

– Да, – ответила она без затей.

Сначала Эвелин молчала, обдумывая, видимо, что на это сказать. Пип хотелось побудить ее к дальнейшей откровенности, хотелось услышать всю ее историю, но чутье подсказывало, что ей самой сейчас лучше помалкивать.

– Так я и думала, – вымолвила в конце концов Эвелин. – Иначе и быть не могло. Вы поэтому пришли опять?

Пип кивнула.

– Но вы ведь никому не проболтались?

Пип покачала головой.