Тайна генерала Багратиона

Теперь генерал не жалел об этом. Он смотрел через окно кабинета на Павловский парк, принадлежавший вдовствующей императрице, ухоженный, с аккуратно подстриженными деревьями, отсыпанными серой галькой дорожками, клумбами с экзотическими растениями. Выбирая соседство с августейшей фамилией Романовых четыре года назад, князь думал, будто оно — навсегда. Однако нет ничего вечного под луной, и особенно непостоянно благорасположение особ царствующей династии к своим подданным.

Дом в Павловске больше ему не нужен. Нет денег на его ремонт и переделку. Но важнее другое — нет желания заниматься столь хлопотным и абсолютно бесполезным делом.

Как ни странно, примерно такие же чувства испытывал Багратион и к лейб-гвардии Егерскому полку. Когда-то он вложил душу в формирование данной воинской части и довел ее до блестящего состояния, что было отмечено государем. Ныне полк замечательно функционирует и без его участия. Отважный и распорядительный полковник Бистром по праву занимает должность полкового командира. На этом посту он принесет много пользы Отечеству как в мирное, так и в военное время.

В конце сентября 1810 года по Высочайшему приказу его величества генералу от инфантерии князю Багратиону был предоставлен двухмесячный отпуск. Петр Иванович быстро собрался и поехал в Москву. Там в центре города на улице Петровка, 38, в особняке князей Щербатовых снимал большую квартиру его родной дядя по отцу, Кирилл Александрович, сенатор, на статской службе имеющий чин третьего класса, то есть тайного советника, или по армейской табели — генерал-лейтенанта. В кругу московских родственников, добросердечных и хлебосольных, полководец надеялся найти некоторое успокоение.

Древняя столица в противовес холодному, надменно-официальному Санкт-Петербургу когда-то принимала его с поистине российским размахом, энтузиазмом и восторгом. Случилось это после публикации 9 февраля 1806 года в газете «Санкт-Петербургские ведомости» рескрипта, данного императором потомку грузинских царей по итогам недавно закончившейся австро-русско-французской войны: «Господин генерал-лейтенант Багратион! Доказанное на опыте отличное мужество и благоразумные распоряжения Ваши в течение всей нынешней кампании против войск французских, а равно и в сражении, бывшем в день минувшего ноября при Остерлице, где Вы удерживали сильное стремление неприятеля и вывели командуемый Вами корпус с места сражения к Остерлицу в порядке, закрывая в следующий день ретираду армии, обращая на себя внимание и особенную признательность, поставляет меня в обязанность ознаменовать сим отличия Ваши. Александр».

Прочитав сей государственный документ, московские дворяне, точно не знавшие (как и другие жители страны), каков исход битвы при Аустерлице, решили, что к ним едет легендарный и единственный ее герой.

Первый прием в честь Багратиона устроил в своем особняке князь Хованский. Зал украсили в военном духе: оружие, знамена, кивера, кирасирские каски и. портрет Петра Ивановича. Прекрасные юные девы, одетые в древнегреческие туники дочь Хованского Наталья, сестры Валуевы и Нелединская декламировали стихи, посвященные подвигам генерала, и вручили ему лавровый венок. Потом состоялся многолюдный и роскошный бал.

В Английском клубе народу собралось столько, что лакеи с трудом проложили дорогу виновнику торжества. Здесь тоже читали стихи в его честь, оркестр исполнил гимн екатерининских времен «Гром победы раздавайся.», затем начался грандиозный обед. Первый тост, естественно, за государя императора. Но второй — за Багратиона с долгим и превосходящим всякую меру восхвалением его храбрости, стойкости, мужества. Всего было выпито более ста бутылок шампанского ценою по три рубля пятьдесят копеек каждая! В конце обеда Петра Ивановича приняли в члены Английского клуба, чего он, разумеется, никогда не добивался, ибо не имел времени посещать клубные заседания с их пустопорожней болтовней и критикой правительства, коей занимались московские вельможи, давно отставленные от службы.

Октябрь 1810 года выдался дождливым. Но дороги еще находились в хорошем состоянии. До глубокой осенней распутицы было недалеко. Правда, пока экипажи и кареты шли по тракту с обычной скоростью, и путешествие из Петербурга в Москву занимало шесть-семь дней.

Дядя, человек в возрасте шестидесяти лет, немало на своем веку испытавший, встретил знаменитого племянника радушно. Они давно не виделись. Накопилось много семейных новостей, и за ужином Петр Иванович терпеливо слушал его пространные рассказы о свадьбах сыновей и дочерей, о рождении внуков, о тяжких болезнях престарелых родственников и общих знакомых.

Вдруг Кирилл Александрович, положив нож и вилку, которыми он отделял жареное мясо барашка от кости, спросил:

— Скажи мне, Петруша, зачем ты приехал в Москву?

Генерал от инфантерии удивился:

— Просто так. Получил отпуск и приехал.

— А знаешь, тут много говорят о твоей размолвке с государем.

— Какой размолвке? Ничего не было.

— Тебя не видят в Зимнем дворце, — осторожно продолжал дядя.