Минут через десять в комнату вошла Екатерина Павловна. С помощью горничной она успела быстро сменить дорожный костюм на вечерний туалет, подновить макияж и прическу, выпить освежающего сладкого чая с лимоном. В будуаре красавица посмотрела на себя в зеркало и постаралась улыбнуться безмятежно: ситуация развивается по плану. Княгиня чувствовала, что сегодняшний ужин с Игарри может приблизить их игру, мысленно названную ею «Перебежчик», к развязке, на которую они с князем рассчитывали.
В субботу, встретившись с секретарем посла Хуссейн-хана в кафе-кондитерской
«Демель», молодая женщина построила беседу по-другому. Не расспрашивала его, но сама рассказывала о своей семье, о подвигах генерала, о благорасположении к нему российского монарха, о кавказских родственниках князя, некогда обитавших в Персии. Это было сильно идеализированное повествование о том, как славно течет жизнь в далекой России, как добры там люди и справедлива самодержавная власть.
Игарри слушал ее с напряженным вниманием. Княгиня словно бы взяла его за руку и привела в собственный дом, населенный близкими ей людьми. Переводчик узнал об их судьбах и характерах, чаяниях и надеждах, о суждениях про разные стороны бытия. В рассказах Екатерины Павловны оживали воспоминания его милой матушки. Потому он верил каждому слову собеседницы.
На следующий день, в воскресенье, ожидая фейерверка в парке и новой встречи с той, которая смело сделала шаг ему навстречу, он бесцельно слонялся по городу и не думал о еде. Теперь им овладело чувство адского голода. Ничего лучшего он не придумал, как скрыть его и поначалу стал отказываться от блюд, подаваемых к столу.
Екатерина Павловна шутливо погрозила гостю пальчиком и заявила, будто будет тем невероятно обижена, равно, как и ее кухарка, женщина старательная и умелая. По знаку хозяйки лакей подкладывал на тарелку Игарри новые порции то холодного ростбифа, то горячей запеканки с телячьими почками под соусом «бордёлёз». Перс, польщенный сердечной заботой возлюбленной, начал поглощать все подряд, да нахваливать.
Воскресный ужин затянулся. Разговор, сопровождаемый вином «мерло» урожая 1800 года, петлял, как заяц по лесу. Но лес-то был французским. Достопримечательности Парижа, где переводчик прожил более трех месяцев. Архитектурные красоты дворца Тюильри, в коем секретарю посла довелось побывать на двух императорских приемах. Отель Монтессон на улице Монблан, отданный под заседания персидской и французской делегаций. Наконец, сам предмет их обсуждений — секретный протокол, подписанный Наполеоном Бонапартом, его министром иностранных дел Жаном-Батистом де Шампаньи, герцогом Кадорским, с одной стороны, и Хуссейн-ханом, чрезвычайным уполномоченным шаха Фетх-Али, с другой.
— Сколько заверенных копий протокола ваша миссия везет в Тегеран? — спросил Багратион.
— Две, — деловито ответил Игарри, вытирая салфеткой губы после сметанного соуса «бордёлёз».
— Хотелось бы их прочитать, дорогой друг, — ласково посмотрела на него Екатерина Павловна.
— Я могу сейчас пересказать содержание прямо по пунктам. Протокол невелик. Он занимает четыре страницы.
— Нужен оригинал, — твердо произнесла красавица.
— Зачем? — удивился переводчик.
— Затем, что мы предлагаем вам прейти на русскую службу и передать документ, имеющий огромное значение для нашей страны, правительству Его Императорского Величества Александра Первого.
— Предлагаете мне? — растерянно спросил Игарри.
— Это будет хорошо оплачено, — добавил князь Петр.
Такого поворота сын серхенга Резы, вероятно, не ожидал. Однако словами благородных хозяев он не возмутился, обвинений в шпионаже в лицо не бросил, из особняка княгини Багратион не ушел, хотя в окна его заглядывало ночное южное небо, а напольные часы в комнате звонко ударили два раза. Выпрямившись, он сидел за столом и нервно теребил пальцами салфетку.
— Какую сумму я получу? — тихо спросил переводчик.
— Сейчас в виде задатка — пятьсот золотых гульденов, — ответил генерал от инфантерии.
— Затем, при передаче мне в руки оригинала с подписями и печатями, полторы тысячи. По приезде в Санкт-Петербург — еще три тысячи. Кроме того, я буду ходатайствовать перед государем о производстве вас по статской службе в коллежские асессоры, что равно у нас чину армии майора. И зачислении на должность в Министерство иностранных дел.
— Мне надо подумать.
Супруги многозначительно переглянулись. Начало вербовки обнадеживало. Все верно рассчитала очаровательная Екатерина Павловна. Еще раз удивился князь ее способностям к конфиденциальной работе, ее чутью на людей, без которого на сей опасной стезе далеко не продвинешься. Но больше о деле — ни звука. Вечер следует завершить на спокойной, сугубо бытовой ноте.
— Мы совсем забыли о коньяке, — Петр Иванович сжал в ладони маленькую рюмочку, согревая ее теплом своей руки. — Между прочим, бутылку я купил в винном погребе Пьера Робишона, расположенном на Грабен-плац, и она у него была последняя.