Тайна генерала Каппеля

Бывшие колчаковцы в серых шинелях или бросились в бегство, или стали втыкать винтовки в снег штыками. Сдающихся было неожиданно много, причем некоторые из них стали стрелять в спину бегущих «товарищей» из винтовок. Потом дали несколько очередей из пулемета, убийственно точных, от которых упали десятки удирающих по неширокому полю к спасительному лесу большевиков в разномастной одежде.

У генерала Молчанова от удивления выгнулись брови – так точно стрелять могли либо кадровые, еще довоенной выучки пулеметчики, либо офицеры, готовившие своих солдат к умелому обращению со станковым «максимом». И Викторин Михайлович спокойно пошел по речному льду, не слыша свиста пуль над головою, – стрелять по ним перестали, потерь не будет, зато пополнение поредевшие белые части вскоре получат изрядное. Избавившись от комиссаров, большевиков и партизанских вожаков, бывшие колчаковские офицеры и солдаты из красноармейского полка привычно «перекинулись», перейдя на сторону победителей…

Олонки, западнее Иркутска,

командир Сибирской казачьей бригады

генерал-майор Волков

Нет ничего сладостнее для кавалерии, чем устроить безжалостную рубку панически несущейся перед нею пехотой. Всадник легко догоняет бегущего в страхе человека, боящегося даже оглянуться, – от коня убежать невозможно, тем более проваливаясь по щиколотку в снегу. Тут чуть потянуть влево поводья, что держат тремя пальцами, слегка упираясь в стремена носками сапог, немного приподняться в седле, склонившись в правую сторону, занеся десницу с крепко сжатой рукоятью шашки вверх. Серебристая молния клинка небесной карой обрушивается на плечо наискосок, стараясь поразить шею беглеца.

Это верная смерть – рубленая рана, даже глубокий порез; фонтан бьющей алой струей крови орошает снег, и человек, еще сделав по инерции пару судорожных шагов, навзничь падает, бьется в судорогах уходящей из тела жизни. Но не реже сталь разрубает ключицу – ведь не зря еще при Наполеоне придумали погоны, вставляя в них железные полоски, хоть как-то уберегающие от ранений в плечо.

Но сейчас сибирские казаки, даже разгоряченные скачкой, запахом пороха и крови, возбуждающим древний инстинкт смертоубийства, разваливали клинками только тех красных, кто был в гражданской одежде, – мобилизованных коммунистов, партизан и прочих приверженцев советской власти из городских добровольцев. Их безжалостно рубили даже тогда, когда те бросали винтовки и поднимали руки, пытаясь сдаться в плен. Слишком велика была в казачьих сердцах ненависть к тем, что своими призывами учинили в спокойной стране кровавое переустройство и добровольно пошли сражаться на свою собственную погибель.

Солдат в серых шинелях старались не то что не убивать, но и не калечить попусту – или оглушали клинком ударом плашмя по папахе, или сбивали конем тех, кто уже потерял форменный головной убор. Но таких было немного – подавляющее большинство служивых быстро оценили обстановку и, страстно желая жить, втыкали штык винтовки в снег. Демонстрируя покорность, поднимали обе руки вверх, показывая открытые ладони – тысячелетний жест то ли миролюбия, то ли призыва к жалости.

Пленных из числа бывших колчаковцев тут же сгоняли в толпы, как сбивают в отару разбредшихся по сторонам овец, и, подбадривая гиканьем и свистом, гнали к Олонкам – пять верст не много, и не замерзнут в пути. Да и в себя окончательно придут, осознав, за кем нынче стоит сила, против которой они так бездумно вышли.

На поле недавнего боя чернело множество тел – десяток станковых «максимов» устроили настоящую бойню, навалив по всей дороге груды тел. Такова цена беспечности или неумелости красных командиров – кто же идет походной колонной, без головного дозора и боковых разъездов для охранения. Похоже, настоящих опытных командиров среди коммунистов и партизан не имелось, тех самородков, что кровью оплатили боевой опыт. А переметнувшимся колчаковским офицерам не доверяли – они же не сами пришли, а предали, спасая свои жизни. А кто таким перебежчикам доверять командование станет?

К тому же, как это водится, в тылу больше ошивается отнюдь не самый ценный в боевом отношении элемент русского офицерства. Лучшие и умеющие дерутся на фронте, а за их спинами отсиживаются приспособленцы, к тому же обделенные храбростью и особенно умением, которое вырабатывается не на краткосрочных курсах, а в реальном бою.

Да и сильно торопились красные, старались войти в Олонки первыми и занять оборону в селе – в этом случае выбить укрывшуюся в бревенчатых строениях пехоту невероятно трудно, без больших потерь никак не обойтись. Легче пустить в дело пушки, раскатать по бревнышкам дома фугасными снарядами или сжечь полностью все село, что при сильном обстреле и ветре чаще всего и происходит…