Генерал Волков внимательно осмотрел выстроенных перед ним солдат, бывших красноармейцев. Офицеры быстро произвели перетасовку пленных, наскоро выясняя, уроженцами каких мест они являются. Сотен семь, главным образом безусая молодежь, оказались новобранцами, призванными прошлым летом из губерний степной Сибири. Еще сотни четыре, но в большинстве своем степенных бородачей, и повидавших германский фронт, и явных ополченцев маньчжурской войны пятого года, были местными, из Иркутской губернии. Самой маленькой была третья группа, в ней насчитывалось восемь десятков, не больше – выходцы из европейской России.
Казаки выполнили приказ генерала Каппеля – готовившиеся к сражению с красными на зиминском направлении сибирские бригады получат достойное и многочисленное пополнение. Влить в их поредевшие ряды свежую кровь стало делом первостепенным и наиважнейшим, мобилизацию ведь наскоро не произведешь, да и время сейчас белых поджимает. Попав в боеспособную и дисциплинированную часть, эти солдаты будут из кожи вон лезть, чтобы заслужить прощение за декабрьский мятеж. Да и пополнение офицерами изрядное выходило – не зря на Александровский централ единственный в армии егерский полк бросили.
Вячеслав Иванович бросил довольный взгляд на вереницу саней, наполненных длинными пехотными винтовками. Немногие «драгунки» и карабины, а также револьверы его казаки прибрали к собственным рукам – с ними на коне воевать намного удобнее, а наган всегда пригодится. Не было в обозе среди отправляемого к Зиме трофейного вооружения двух пушек, которые позволили сделать батарею полноценной четырехорудийной. А также гранат, патронов и прочего, что казаки считали своей законной добычей. Не говоря о том, что восемь сотен трупов, среди которых имелось много тяжелораненых, которых добили из милосердия, ведь лечить их негде и некому, были облегчены от всего мало-мальски ценного – от денег до хороших сапог. Но то было не обычное мародерство – испокон веков станичники считали, что имущество врага становится добычей победителя. Ободрали бы до нитки, до последней пуговицы, только вот беда – родные станицы далеко, а на собственного коня грузить лишнюю тяжесть себе во вред, ведь марш к Иркутску придется делать быстро.
Так что будет чем хорошо поживиться местным крестьянам за обиход нескольких сотен раненых, определенных по их домам на лечение. Да за предстоящую до темноты не очень приятную работу – нагружать убитых на сани, везти на Ангару и привычно топить в прорубях, ведь на такую прорву народа могил не накопаешь…
– Что делать?!
Извечный русский вопрос вырвался непроизвольно и вызвал горестную улыбку на чуть одутловатом лице Александра Ильича. Генерал положил на выскобленные доски стола карандаш и тяжело вздохнул. Последние дни он работал с чудовищной энергией, буквально терзая свое больное тело, но все чаще одолевали сомнения, а порой и апатия.
Еще пару месяцев тому назад, несмотря на крушение восточного фронта, он питал иллюзии на продолжение борьбы, но не сейчас, в этом забытом богом Семиречье, истерзанном двухлетней кровопролитной войной, где все дрались против всех – белые с красными, новоселы с киргизами, старожилами и казаками, за старые обиды, удобные земли или новые идеи. Такой клубок противоречий никак и никому не распутать, никогда, лишь разрубить со всей беспощадностью.
Возглавляемая атаманом Оренбургская армия, оставшаяся в одиночестве после беспорядочного отхода белых войск с Тобола, охваченная красными со всех сторон, обескровленная, оголодавшая и потерявшая надежду, сложила оружие, сдавшись на милость победителя.
К Акмолинску вместе с Дутовым прорвались те, кто на пощаду не рассчитывал. Многие тысячи ушли с ним в Голодную степь, одно название которой наводило страх.
И не зря!
С неимоверными лишениями они прошли тысячу верст до заветного Семиречья – дошел только каждый второй из вышедших в тягостный путь. Всего атаман привел 25 тысяч казаков и беженцев, наполовину больных тифом. Армия стала одним сплошным лазаретом, еле двигающимся по бескрайней степи, оставляя за собою сотни павших лошадей и брошенных повозок да тела умерших от страшных лишений на случайных погостах или просто брошенных в степи на растерзание зверью и воронью.
Однако отдыха в этом забытом Богом краю не случилось – здесь шла война не менее, а то и более лютая, вконец истощившая и без того невеликие ресурсы. Даже находившиеся здесь войска атамана Анненкова, назначенного адмиралом Колчаком командующим отдельной Семиреченской армией, начали испытывать нужду во всем необходимом, а тут и оренбургские казаки нахлынули как саранча, безжалостно грабя население, спасая себя и свои семьи от голодной смерти.