Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.

Гул врывающейся в трюм воды — самый, пожалуй, страшный звук в открытом море. Что делать? Как наложить хотя бы временную заплату на поврежденное днище? Помнится, знаменитый Мюнхгаузен остановил течь на корабле весьма легким способом — он просто-напросто сел на пробоину, использовав некоторую часть своего тела в качестве естественной пробки. Патент на это изобретение, однако, не возьмешь: барон Мюнхгаузен один, а кораблей много… Но Макаров был не бароном-фантазером, а сугубым практиком.

Практичный и сметливый мичман недоумевал: а разве нельзя заранее снабдить суда пластырями? Ныне подобные соображения кажутся простейшими, но ведь многие изобретения, когда они осуществлены, вызывают недоуменный вопрос: почему же раньше-то до этого не додумались?.. Одаренные люди тем и отличаются от всех прочих, что обращают внимание на то, чего не замечают, множество раз проходя мимо, другие.

…Двадцатилетний мичман спокойно, но строго отчитывает пожилого боцмана:

— Почему нет пластыря на корабле? Это твое хозяйство, ты должен был его изготовить и держать в трюме в самой близи от люка. Ты разве не понимаешь, что третьего дня из-за пустяковой пробоины мы все могли бы потонуть?

Боцман смущенно переминается, кашляет, поднося кулак к прокуренным усам.

— Ваше благородие, в наставлении по пароходству не значится подобной утвари, мы завсегда…

— Но тонуть-то нам с тобой пришлось бы, а не инструкции, понимаешь ты это?

— Так точно, ежели приказываете, я тотчас велю матросам изготовить.

— Приказываю. И делай тотчас.

Вскоре несколько дюжих матросов растянули по палубе треугольник плотной сероватой парусины. Ко всем четырем концам намертво прикрепили длинные канаты. Унтер-офицер водил по парусине толстой шваброй, макая ее в ведро с горячей водой. Боцман четко и уверенно командовал. Одному зазевавшемуся матросу, из новобранцев, не задумываясь, дал крепкого тычка в бок (чтобы служба медом не казалась!).

Вскоре все было готово.

— Подсушить парусину, свернуть в рулон и отнести в трюм, — скомандовал мичман.

— Есть, ваше благородие! — ответил боцман.

В Петербурге Макаров тут же поспешил в Публичную библиотеку. В красивом читальном зале с высоченным потолком было торжественно и тихо — истинный храм науки. Мичман погрузился в чтение морских изданий, малочисленных наших, многих английских. Вскоре он написал довольно объемистый трактат о пластырях.

Рукопись мичман Макаров отнес адмиралу Попову, своему бывшему начальнику на Тихом океане. Оценка знаменитого флотоводца значила очень много для молодого изобретателя. К тому же адмирал имел в ту пору необычайно большое влияние на флоте: фактически все технические нововведения решались им.

Попов был человек, бесспорно, одаренный, он любил смелые идеи, охотно поддерживал новые начинания. Увы, ему слишком часто мешала собственная неуравновешенность. Вспыльчивость его порой превращалась в каприз или, хуже того, в самодурство. Так случилось и на этот раз: адмирал, бегло ознакомившись с макаровским проектом, назвал его «незрелым».

Слов нет, всякий отрицательный отзыв о своем деле неприятен. Но получить его от человека авторитетного, который относится к тебе доброжелательно, — это особенно тяжело. После подобного афронта у иных, видимо, появилось бы желание забросить свой неудачный труд подальше. Макаров писал в те дни: «Пришел домой совершенно расстроенный. Думал, думал и думал — стал ходить из угла в угол, стал перебирать разные обстоятельства и остался в полном недоумении».

Всем известна фигура неудачливого изобретателя, этакого «непризнанного гения», человека нервного и обозленного на весь мир. Разумеется, случаи неприятия новых идей происходили везде и всегда, человеческое мышление порой консервативно. Не лучше ли, однако, даже в самом неблагоприятном случае вернуться к своему детищу и еще раз попробовать усовершенствовать его? Улучшить? Макаров пишет:

«Часто, знаете ли, приходится слышать от кого-нибудь:

— Я, — говорит, — предлагал то и то, да не приняли.

— А отчего не приняли? Потому что проект не был разработан.

— Изобретатели думают, что достаточно заявить, что „вот, мол, идея, пользуйтесь ею и развивайте“. Ничуть не бывало: прежде свою идею развей, а потом претендуй, что не приняли вещи полезной».

Тем не менее Макаров добился опубликования своей рукописи в солиднейшем «Морском сборнике». Эта работа вызвала всеобщее внимание, и вскоре появился одобрительный отзыв о ней в газете «Кронштадтский вестник».