Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.

Макаров отошел от иллюминатора, подошел к шкафу, который намертво был прикреплен к стене (на случай качки). Открыл стенки, увидел висящую там зимнюю шинель — черную, с золотыми пуговицами (единственная роскошь, которую адмирал позволил себе за долгую уже жизнь).

Да, холодно, особенно по утрам, да еще на мостике, где беспрерывно гудит ветер. Скоро сыграют тревогу, пора одеваться. Протянул руку к распялке, чтобы снять шинель. Взгляд невольно уперся в небольшой бело-золотой крест на полосатой, черно-золотой ленте. Да, орден Святого Георгия. Да, присуждается исключительно за личную отвагу офицера, проявленную в бою. Да, носится всегда, при любой форме, на мундире или шинели, все равно.

Привычная, повседневная частность его внешнего вида, вот уже сколько лет? С того памятного сентября тысяча восемьсот семьдесят седьмого? Господи, более четверти века пролетело! Вся жизнь. И как будто это было вчера, когда молодой, со светлым чубчиком надо лбом лейтенант Степан Макаров принимал эту самую почетную в российских вооруженных силах награду.

Замечательное было время. Победы шли одна за другой, у всех царил душевный подъем, а мечты уносились далеко-далеко…

Как сейчас помнит Макаров эти дни. И вот перед его мысленным взором встает другая русская гавань, в иной акватории, поистине за горами, за морями. И корабли другие. Действительно маленькие. Действительно легкие.

А вот и он, молодой и стройный, тоже весной, но не здешней, пасмурной, а бурной, южной, светлой, вот он стоит на мостике, опершись крепкими руками о поручень, вот он кричит зычным своим голосом команде, что сгрудилась под мостиком на палубе:

— Братцы, государь император призывает нас на войну за веру православную, за честь отечества! Мы идем топить турок. Они напали на братьев-славян, напали на нас. Знайте, что наш пароход есть самый сильный миноносец на свете. С ним и вами, моими товарищами, нам никакой враг не страшен. Знайте, что я, ваш командир, не побоюсь вступить в бой с целой эскадрой врага. С такими молодцами, как вы, разве я могу проиграть! С Богом, а теперь за дело. Жизнь наша принадлежит отечеству, но дешево мы ее не отдадим!

…Как сейчас Макаров видит лица тех своих боевых товарищей. Он забыл имена почти всех. Он видит лица молодые, русские, безбородые, в лихо заломленных бескозырках. Они кричат «ура» громко и самозабвенно. Они верят в своего командира, он верит в них. Вперед, на врага.

Вице-адмирал Макаров отошел от иллюминатора, подошел к письменному столу, нажал кнопку электрического звонка. Тотчас отворилась дверь, вошел молодой белокурый адъютант в полной форме.

— Господин флаг-офицер, распорядитесь подать сигнал о выходе эскадры в море. И еще: вызвать ко мне каперанга Васильева.

— Слушаюсь.

Мичман Шмидт удалился исполнять приказание. Вошел Васильев, давний, испытанный соратник, еще недавно — командир «Ермака», а теперь — правая рука адмирала в Артуре.

— Михаил Васильевич, какие работы исполняет на флагманском броненосце команда мастеровых с Балтийского завода?

Васильев доложил кратко и четко: переборки в носовой части, ограждавшие подъемник к первой башне главного калибра слегка перекосились, потребовались клепальные работы.

— Второй отсек, значит, это рядом с боезапасом. А кто командовал ими тогда?

— Степан Осипович, общее командование осуществлял главный механик, а непосредственно принимал работу трюмный кондуктор Еремеев. Я знаю, он доложил об исполнении.

Макаров опять вспомнил о странном выражении лица молодого рабочего. Жестом он отпустил Васильева. Подошел к иконе Николая-угодника, стал на колени, сотворил крестное знамение, сделал земной поклон.

«Господи, сохрани малых сих, идущих на защиту державы нашей и веры Православной. Прости мои грехи перед каждым из них».

Поднялся. Взгляд опять упал на крестик, на белый крестик офицерского Георгия на шинели. Вздохнул. Да, в войне с турками мы боролись с сильнейшим противником на море и имели полный успех. Тогда и в армии, и на флоте, и во всем отечестве царили подъем и боевой дух. Теперь такого не чувствуется. Зато в ту давнюю весну…

Оттоманская империя веками угнетала славянские народы Балканского полуострова. Их вассалы — крымские ханы со своими грабительскими ордами терзали население Польши и России. Но со времен Петра Великого эта вековечная беда стала неуклонно затихать. Казалось, победы Суворова и Ушакова решили исход борьбы, Крым стал русским, а наш флот — сильнейшим на Черном море. Однако Крымская война на время повернула историю вспять. В Стамбуле не преминули воспользоваться этим. Там попытались в крови подавить стремление югославян к свободе. За турецкими захватчиками стояла Великобритания, главный враг России в XIX веке.