Читаем Тайна гибели Лермонтова. Все версии полностью

Так же, как и книги. Подумайте: мог ли Лермонтов, будучи свободным от служебных забот, обходиться без чтения? Находил ли интересующую его литературу? Несомненно. Мы уже отмечали, что П. Хицунов, побывавший здесь, видел в Пятигорске «две библиотеки для чтения, в которых можно найти все лучшие русские книги и большую часть периодических изданий». Правда, тут же посетовал: «Иностранных книг мало». Это заметил и Михаил Юрьевич. В письме к бабушке, отправленном 28 июня, читаем: «Прошу вас также, милая бабушка, купите мне полное собрание сочинений Жуковского последнего издания… Я бы просил также полного Шекспира по-английски… Только, пожалуйста, поскорее…» Такие просьбы вряд ли услышишь от человека, занятого балами и «шалостями».

Продолжая очищать от них пятигорское бытие Лермонтова, еще раз присмотримся и к его тогдашнему окружению. Мы уже говорили о том, что рядом с поэтом в то лето было немало серьезных и интересных людей. Достаточно вспомнить тех же декабристов – все они, находясь в это лето на Водах, нередко встречались и по-дружески беседовали с поэтом. «Лермонтов… часто захаживал к нам и охотно и много говорил с нами о разных вопросах личного, социального и политического мировоззрения», – рассказывал М. Назимов. Едва ли такие беседы велись наспех и ограничивались несколькими минутами. Значит, еще энное количество часов, проведенных за серьезной беседой, можно вычесть из бально-пикникового времяпрепровождения.

Были у поэта и другие серьезные собеседники. Посетивший в конце июня Пятигорск его однокашник по университетскому Благородному пансиону Н. Туровский, сокрушаясь о гибели Михаила Юрьевича, восклицал: «Как недавно, увлеченные живою беседой, мы переносились в студенческие годы; вспоминали прошедшее, разгадывали будущее… я не утаил надежд наших – литературных, и прочитал на память одно из лучших его произведений. Черные большие глаза его горели; он, казалось, утешен был моим восторгом и в благодарность продекламировал несколько стихов… Так провел я в последний раз незабвенные два часа с незабвенным Лермонтовым…» Раз говорится «в последний раз», значит, были и другие встречи, столь же радостные обоим и столь же продолжительные.

Свои стихи Лермонтов читал и приехавшему из Москвы И. Е. Дядьковскому, который привез гостинцы и письма от бабушки. К сожалению, они не успели вдоволь пообщаться. Но обе встречи, которые у них все-таки состоялись, затягивались за полночь. Беседовали они, как сообщает приятель Дядьковского Н. Молчанов, об Англии, Байроне, философии Бэкона. После таких бесед Иустин Евдокимович повторял: «Что за человек! Экой умница, а стихи его – музыка, но тоскующая».

В стихию поэзии Лермонтов мог окунаться, встречаясь со Львом Сергеевичем Пушкиным – тот, хоть и был большим любителем выпить, но стихов своего великого брата знал великое множество и охотно читал их желающим. Надо полагать, посвящены литературе были и беседы с чиновником из Тифлиса М. Дмитриевским, тоже имевшим славу поэта. Общение с ним немало скрасило последние дни Михаила Юрьевича. Сохранились свидетельства, что и 15 июля, за несколько часов до дуэли, они были вместе.

Впрочем, говорить они могли не только о поэзии. По дороге к месту поединка Лермонтов сообщил своему секунданту Глебову о том, что задумал большой роман «из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа, Персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране». Не беседа ли с Дмитриевским заставила его вспомнить и заговорить об этом замысле? Ведь тот, живя в Грузии, хорошо знал ее людей, в том числе служивших с Ермоловым, был связан с родными погибшего Грибоедова.

Надо полагать, что и раньше, собирая нужные ему для романа сведения, Лермонтов тратил немало времени на общение с представителями старшего поколения кавказских офицеров, которых вокруг было немало. Подлинным кладезем сведений о ермоловских временах на Кавказе мог оказаться квартирный хозяин Лермонтова, майор В. И. Чилаев, ходивший в походы с самим Алексеем Петровичем. В соседнем доме жил бывший адъютант генерала Емануеля полковник А. К. Зельмиц. О традициях героического Нижегородского драгунского полка поэту мог рассказывать сам полковой командир, полковник С. Д. Безобразов. Даже супруга генерала Верзилина, Мария Ивановна, могла быть полезной Михаилу Юрьевичу, поскольку до Пятигорска жила в Тифлисе и наверняка хорошо знала тамошнюю бытовую обстановку. И Лермонтов, бывая в гостях у Верзилиных, иногда, минуя гостиную, заходил к ней, сидевшей в соседней комнате за рукоделием, – об этом вспоминала Е. А. Шан-Гирей, внучка Марии Ивановны. Давайте же суммируем время таких встреч и бесед, вычтем его из того, что оставалось после лечения, чтения, слушания музыки, одиноких верховых прогулок, которые очень любил Михаил Юрьевич. И зададим себе вопрос: много ли времени мог он посвящать танцам, пирам и кавалькадам?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное