Наступил 1837 год, знаменательный для Пятигорска тем, что его посетил сам император Николай Павлович. В честь него был дан грандиозный бал, на котором среди четырех признанных красавиц местного общества блистала и Эмилия Клингенберг. Впрочем, оказалось, что более памятным для Пятигорска стало другое событие – приезд на лечение М. Ю. Лермонтова, отправленного на Кавказ за стихотворение «Смерть поэта». Многие лермонтоведы считают, что его встреча с Эмилией не могла не состояться. Одним из доводов здесь служит предположение, что «Роза Кавказа» стала прототипом княжны Мери в одноименной повести. Но в распоряжении исследователей нет абсолютно никаких достоверных сведений об их встречах или общении – ни в документах, ни в воспоминаниях современников или их письмах. Что же касается княжны Мери, то в ней, даже при всем желании, трудно увидеть черты Эмилии Александровны – кокетки, разбивающей сердца мужчин, сталкивающей своих поклонников и получающей от того удовольствие. Немаловажно здесь и то, что княжна – приезжая из Москвы, и в ее поведении нет ничего от местной «львицы», какой уже была Эмилия.
Имеется, кстати сказать, и вполне убедительное объяснение того, почему не состоялось знакомство Лермонтова с Эмилией Александровной летом 1837 года, которое, произойди оно, обязательно оставило бы след в биографии поэта. Известно – об этом, в частности, рассказывала дочь Эмилии, Евгения Акимовна Шан-Гирей, – что ее мать часто сопровождала своего отчима, генерала Верзилина, в поездках по Северному Кавказу. Из воспоминаний разведчика Ф. Ф. Торнау, касающихся 1838 года, мы, в частности, знаем о ее частых посещениях Ставрополя, куда генерал Верзилин приезжал, скорее всего, в штаб Кавказской линии, – отстраненный от должности атамана линейных казаков, он, видимо, хлопотал о новом назначении. Описывая ставропольские балы, Торнау вспоминал и «…посетителей Ставропольского Собрания, предававшихся восторгу, когда „с вод“ появлялась „роза кавказская“».
Не исключено, впрочем, что Эмилия сопровождала отчима не по доброй воле: зная о ее легкомыслии и «злоупотреблении кокетством», строгий генерал старался держать падчерицу под своим надзором. Предположить такое позволяет год 1839-й, когда Петр Семенович выехал в Варшаву. Взять девушку с собой в столь дальнюю поездку он, видимо, не решился. А без его опеки Эмилия, как говорится, «пустилась во все тяжкие». Следствием этого стал роман с видным столичным гостем Пятигорска.
Это был князь Владимир Барятинский, представитель блестящего аристократического и очень богатого семейства, младший брат известного в дальнейшем кавказского военачальника Александра Барятинского, впоследствии и сам ставший видной фигурой – командиром Кавалергардского полка, генерал-адъютантом. Выпущенный в 1837 году корнетом в лейб-гвардии Кирасирский полк, юный князь весной 1839 года получил полугодовой отпуск, который провел на Кавказских Минеральных Водах. Естественно, что он не мог не обратить внимания на «Розу Кавказа», и ее не мог не привлечь столь завидный кавалер.
Об их отношениях сохранилось немало свидетельств современников. В частности, декабрист В. С. Толстой писал о шумном ее романе с князем Барятинским, который довольно быстро закончился, после чего Эмилии пришлось избавиться от «плода любви». В. Инсарский, управляющий делами семейства Барятинских, подтверждает это: «…скоро сделалось мне известным, что он (Владимир) сорвал там (на Кавказе) ту знаменитую „кавказскую розу“, которая прославлена в сочинениях Лермонтова. Факт этот явился вскоре достоверным, когда, получив от князя Александра Ивановича следующий ему конец, князь Владимир
Много лет спустя сводная сестра Эмилии Аграфена в беседе со священником Василием Эрастовым говорила, вспоминая события 1841 года: «…в то время Эмилия была совсем не Лермонтовым занята, а метила в орла, да в какого…» Запамятовала сестрица: не в 41-м, а двумя годами раньше «метила в орла» Эмилия. Метила явно до тех пор, пока не получила денежки, а получив, поняла, что от нее просто-напросто откупились, и пятьдесят тысяч – это все, что она может «поиметь» с князя.
Но поведения своего она не изменила, продолжала блистать на балах в Ресторации. На одном из них ее увидел приятель московского почт-директора А. Я. Булгакова П. О. Вейтбрехт, обозначивший падчерицу генерала Верзилина среди пятигорских дам «первым номером». Отметив в своем письме, что она «довольно хорошо образованная», «…получает корсеты и прочие туалетные вещи из Москвы», «стройна, хорошо танцует», Вейтбрехт сообщил приятелю о ее роковой роли в судьбе приезжающих в Пятигорск молодых столичных офицеров. Девица эта, писал он – «есть единственный камень преткновения всех гвардейских шалунов, присылаемых сюда на исправление. Они находятся в необходимости влюбиться в нее. Многие за нее сватались, многие от нее искали в отчаянии неприятельской пули и, оную встречая, умирали».