Читаем Тайна гибели Лермонтова. Все версии полностью

Второе обстоятельство – множественность связей семейства Мусиных-Пушкиных с М. Ю. Лермонтовым и его ближайшим окружением. Начнем с того, что в 1839–1840 годах М. Ю. Лермонтов ухаживал за двоюродной сестрой дочерей генерала, М. А. Щербатовой, и был серьезно ею увлечен. Марии Алексеевне посвящены два его чудесных стихотворения – «На светские цепи…» и «Молитва». Когда в феврале 1840 года состоялась дуэль Лермонтова с Барантом, по Петербургу упорно ходил слух, что столкновение у них произошло именно из-за Щербатовой. Эти слухи даже вынудили княгиню покинуть столицу. Уезжая во вторую ссылку на Кавказ, Лермонтов простился с нею в Москве. Свидетелем их расставания был А. И. Тургенев, записавший о Щербатовой в дневнике: «Сквозь слезы смеется. Любит Лермонтова».

Супружеские отношения связывали с Екатериной Мусиной-Пушкиной и близкого приятеля Лермонтова, князя Сергея Трубецкого, который находился в это время в Пятигорске, жил по соседству, в той же усадьбе Чилаева. Правда, после рождения дочери Трубецкой ушел из семьи, но его отношения с женой и, надо полагать, с ее сестрами оставались вполне нормальными. Самая младшая из сестер Мусиных-Пушкиных, Поликсения, вышла замуж за С. Д. Лисаневича, который, как недавно выяснилось, с поэтом никак не был связан, но вошел позднее в круг его знакомых.

Еще одна нить, связывавшая Лермонтова и некоторых его приятелей с семьей Мусиных-Пушкиных, тянется к их родственнице, Марии Христофоровне Шевич, родной сестре шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа. Ее погибший в сражении под Лейпцигом супруг в начале века командовал лейб-гвардии Гусарским полком, в котором позже служил Лермонтов. А сын Марии Христофоровны в чине ротмистра служил там одновременно с Михаилом Юрьевичем, его родственником Столыпиным-Монго, Александром Тираном и некоторыми другими лейб-гусарами, находившимися на Кавказе тем летом. М. Х. Шевич была приятельницей семьи Карамзиных, у которых бывал и Лермонтов. Словом, и он сам, и пятигорские его друзья довольно близко соприкасались с Мусиными-Пушкиными в Петербурге.

И конечно же, эти связи не могли не проявиться здесь, на Водах, тем более что сразу же по приезде в Пятигорск сестры стали главным украшением прекрасной половины здешнего «водяного общества». Однокашник Лермонтова по Московскому благородному пансиону Н. Ф. Туровский в своем «Дневнике поездки по России в 1841 г.» отмечал: «…в последний месяц явление хорошенькой генеральши Ор[ловой]] с хорошенькими сестрами М[усиными]]-П[ушкиными]] наделало шуму…»

Почему же этот «шум» оказался незамеченным лермонтоведами? Наверное, потому, что «хорошеньких сестер» Мусиных-Пушкиных заслонили для них «три грации», привлекавшие Лермонтова в дом генерала Верзилина, и в первую очередь самая старшая из них, Эмилия Клингенберг. А также, видимо, сыграло роль то обстоятельство, что именно в доме Верзилина случилась роковая ссора, повлекшая дуэль с Мартыновым. Но внимательный анализ жизни поэта в Пятигорске летом 1841 года позволяет сказать, что к моменту ссоры Лермонтов уже бывал в этом доме не столь часто, как раньше, и гораздо меньше общался с Эмилией, которая увлеклась Мартыновым.

Так что очень вероятно: с того времени Лермонтов отвернулся от «Розы Кавказа», как именовали Эмилию, и обратил взоры на своих петербургских знакомых, девиц Мусиных-Пушкиных, уже давно привлекавших внимание его друзей. Цитированную выше запись в «Дневнике» Туровского продолжают такие строки: «…в честь их (то есть генеральши Орловой и ее сестер) кавалеры дали роскошный bal champetre (сельский бал) в боковой аллее бульвара». Этот факт, сообщенный непредвзятым наблюдателем, чрезвычайно важен – ведь не исключено, что инициатором бала был именно Лермонтов. И если это так, то, вполне возможно, затеян он был как раз в пику Эмилии. Может быть, и для того, чтобы порадовать Еротеиду, которая его интересовала, конечно, более других приехавших в Пятигорск сестер. В пользу этого соображения говорит замечание Арнольди о том, что «…Лермонтов много ухаживал за Идой Мусиной-Пушкиной».

Поразила ли поэта стрела Амура, давшего имя его даме (Еротеида в переводе с греческого означает «дочь Эрота», которого римляне называли Амуром)? Трудно сказать. Очень может быть, что Ида интересовала Михаила Юрьевича как близкая родственница Марии Щербатовой, к которой он сохранил глубокое чувство. Но вовсе не исключено, что симпатичная молодая девушка и сама увлекла его. Что же касается Еротеиды, то о ее чувствах к поэту можно более определенно дать утвердительный ответ. Не зря же Арнольди – как мы убедились, внимательно следивший за отношениями этой пары – много лет спустя написал, рассказывая о похоронах Лермонтова: «Дамы забросали могилу цветами, и многие из них плакали, а я и теперь еще помню выражение лица и светлую слезу Иды Пушкиной, когда она маленькой своей ручонкой кидала последнюю горсточку земли на прах любимого ею человека».

Спутник детских игр М. А. Пожогин-Отрашкевич (?–?)

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное