Тайна голландских изразцов

Архивистка уставилась в списки на экране своего компьютера, а он успокаивал себя: не нервничай. В конце концов, Абрахам был не последним огранщиком, его носатый профиль присутствует во многих энциклопедиях, посвященных ювелирному делу… И он внимательно пригляделся к девице. Ни колечка, ни кулончика, ни сережечки. А что? Вполне может быть, дочь крупного ювелира, которой папочка дарил лучшие, самые прозрачные камешки на каждый день рождения и которая уже видеть не может бриллиантов. А сейчас родитель отправил крошку в какую-нибудь прославленную геммологическую школу. Пусть поучится уму-разуму, напишет диплом по Менакену, да и продолжит семейный бизнес. Через полчаса он уже почти себя в этом убедил, когда мелкими шажками просеменил мимо стола, за которым сидела неизвестная. Кося глазом, он увидел сначала изрядно заполненный выписками блокнот и кипу ксерокопий и бумаг, торчащих из открытой сумки рядом на стуле. И вновь замер, похолодев: один листок торчал из пачки чуть больше остальных. На нем, кобальтом на белом фоне, красовался герб семьи Менакенов. Герб, вырисованный в каждом углу той плитки, что уже год как снилась ему ночами. Он ничем себя не выдал. Просто вернулся на свое место и стал ждать – играющие дети научили его терпению. Прошло часа три – девица не вставала со стула, погруженная в фолианты, выданные ей под паспорт архивариусом. Он усмехался про себя: все те фолианты, что были уже им проштудированы от корки до корки. Наконец естественная надобность погнала его в заведение в конце коридора. Он отлучился буквально на пять минут, однако по возвращении девушки в черном на месте уже не обнаружил. Он рванул к выходу, выбежал под мелкий сумеречный дождь на улицу, повертел бессмысленно головой – никого! Выдохнув, стараясь не умереть от ярости на самого себя и обиды на судьбу, вернулся обратно в читальный зал.

– Прошу прощения, – начал он ласково, глядя преданно в невыразительные глаза архивариуса, дамы с пучком редких волос на затылке и розоватыми кроличьими глазками (конъюнктивит у нее, что ли?) почти без ресниц. – Мне показалось, что я видел выходящей отсюда свою первую любовь.

Архивариус нахмурилась, очки, отодвинутые на лоб, чуть дернулись.

– Дело в том, что я русский, – произнес он тихо, будто сделал бог весть какое признание. – И встретить ее столь далеко от родины…

– Вы выглядите много старше нее. – Архивариус окинула его недоверчивым взглядом.

Он развел руками:

– Это правда. Я влюбился, когда она была еще девочкой, а мне было двадцать пять. Я ждал ее совершеннолетия. А пока ждал, мы стали большими друзьями.

Архивариус все так же хмурилась.

– Больше я так никогда и не смог влюбиться… – Он понимал, что порет полную чушь, но решил идти до конца. – Мы долго не виделись, и тут – такое удивительное стечение обстоятельств, как в романах…

«Ну же, старая курица! – молился он про себя. – Неужели ты не читала ни одного романа?! Хотя бы «Войны и мира»?! Ты же знаешь, мы, русские, сама романтичность!»

Так и не прекратив хмуриться, архивариус посмотрела в свои записи:

– Ее зовут Ка-ра-вай. Мария.

Он мелко закивал – мол, она, она! А вслух спросил:

– А адрес?

– Не положено, – отрезала вредная баба, будто не в Антверпене сидела, а в справочной какой в Ленинграде 70-х. И добавила, сама смутившись собственной строгости: – Она на завтра книжки заказала. Так и увидитесь.

Он кивнул: ну конечно! Как же он сразу не догадался!

И с нежностью улыбнулся архивариусу:

– Большое спасибо! Только вы уж про меня не рассказывайте! Хочу сделать ей сюрприз.

Та осклабилась в ответ:

– Обещаю. (Видно, пару романов старая дева все-таки прочитала!)

Он вышел из архива и направился к вокзалу. Но не выдержал, увидев по дороге вывеску дешевой гостиницы. Зашел и попросил воспользоваться компьютером, дав прыщавому юнцу, сидевшему на ресепшен, десять евро – буквально пять минут. Вбил замерзшими на вечернем мартовском ветру пальцами: Мария Каравай. Ничего на латинице. Значит, у неизвестной нет странички в соцсетях. Удивительное по нынешним временам создание. Он вывел на экран русскую клавиатуру и добавил те же имя и фамилию в кириллице. И тут ему повезло: Мария Каравай фигурировала в некой прошлогодней статье в интернет-издании желтого толка. Речь шла о расследовании дела о маньяке, терроризировавшем всю Москву. Мария Каравай, сфотографированная на выходе из Петровки, 38, говорила о том, что закрытое дело комментировать никак не будет. На фотографии она выглядела как сейчас: тот же хвост и черное одеяние. Что ж, он встал из-за компьютера чуть более спокойным. Какая-то информация у него появилась. Девушка из архива была профи. Стоило узнать, что такого она могла накопать, чего не смог накопать он сам?

Андрей