Тайна голубого экспресса. Тайна Семи циферблатов. Убийство в доме викария

Дерек ничего ему не ответил. Гость ушел, а он так и сидел погруженный в раздумье. Странная улыбка тронула его губы.

— Будь что будет, — проговорил он чуть слышно.

Глава 10 В «Голубом экспрессе»

— Папа! — испуганно вскрикнула Рут Кеттеринг. Она сегодня была сама не своя. В длинном норковом манто и в покрытой красным китайским лаком шляпке она, глубоко задумавшись, медленно прохаживалась по переполненной платформе вокзала Виктория[48]. Неожиданное появление отца и его сердечное приветствие привели ее в замешательство.

— Что с тобой, Рут, как ты испугалась!

— Я не ожидала тебя увидеть, папа. Мы ведь с тобой попрощались вчера вечером, ты сказал, что на утро у тебя назначена деловая встреча.

— Ну да, так оно и есть, — сказал ван Олдин. — Но ты для меня важнее всех деловых встреч вместе взятых, вот я и пришел повидать тебя напоследок.

— Это ужасно мило с твоей стороны, вот бы и тебе поехать со мной!

— А вот возьму и поеду! — пошутил ван Олдин. И с изумлением увидел, как Рут покраснела, ему даже показалось, что в глазах у нее мелькнул страх. Она рассмеялась, напряженно и нервно.

— Я вдруг подумала, что ты и вправду собрался со мной ехать.

— Ты была бы рада?

— Ну, разумеется, — чересчур пылко заверила она.

— Ну что ж, приятно слышать.

— Все равно мы скоро увидимся, — продолжала Рут. — Ты ведь хотел приехать туда через месяц.

— Да, — безразличным тоном сказал ван Олдин. — Иногда меня подмывает пойти к кому-нибудь из этих знаменитостей на Харли-стрит[49] — пусть пропишет мне солнечные ванны и срочную перемену климата.

— Не будь таким лентяем, папа, — воскликнула Рут. — Через месяц на Ривьере будет намного приятнее. А сейчас у тебя столько неотложных дел, разве ты можешь их бросить?

— Не могу, — вздохнул ван Олдин. — Тебе лучше пройти в вагон, Рут. Где твое место?

Рут Кеттеринг мельком взглянула на состав. Возле двери одного из пульмановских вагонов[50] стояла высокая худощавая женщина в черном — ее горничная. Она посторонилась, пропуская хозяйку.

— Я поставила чемодан под сиденье, мадам, на случай если вам что-нибудь понадобится. Мне попросить пледы, или вы сами это сделаете?

— Нет, нет, мне ничего не нужно. Лучше идите отыщите свое место, Мейсон.

Горничная ушла.

Ван Олдин вошел в вагон вместе с Рут. Проводив ее до купе, он выложил на столик пачку газет и журналов. Место напротив было уже занято, американец бросил мимоходом взгляд на попутчицу: красивые серые глаза и отлично сшитый дорожный костюм. Ван Олдин задержался еще немного — поболтать с дочерью. Раздался свисток, он взглянул на часы.

— Пора. Прощай, моя дорогая. Не волнуйся, я позабочусь обо всем.

— О, папа!

Ван Олдин резко обернулся. В голосе Рут было нечто, столь не похожее на ее обычную сдержанность. Это был почти крик отчаяния. Рут сделала непроизвольное движение к отцу, но через мгновение вновь овладела собой.

— Увидимся через месяц, — сказала она ласково.

Двумя минутами позже поезд тронулся. Рут сидела неподвижно, кусая губы и изо всех сил стараясь удержать непривычные слезы. Ее охватило чувство ужасного одиночества. Она ощутила дикое желание выскочить из поезда и вернуться назад — вернуться, пока не поздно. Такая спокойная, уверенная в себе, Рут Кеттеринг впервые в жизни почувствовала, каково это — нестись по ветру точно оторванный листок. Если бы отец знал!

Безумие! Да, именно так, безумие! Впервые в жизни она поддалась эмоциям и решилась на такое безрассудство.

Рут была истинной дочерью своего отца и понимала, какую глупость она совершает, и даже осуждала себя. Но Рут унаследовала от отца и другие качества. А именно — железную уверенность в том, что она получит все что захочет и что, раз она что-то решила, ничто ее не остановит. С колыбели она была своенравна и все вокруг потакали ее капризам. И сейчас ее строптивый нрав безжалостно влек ее Бог знает куда. Жребий брошен! Дороги назад нет.

Рут подняла глаза и встретилась взглядом с женщиной, сидящей напротив. Почему-то ей показалось, что эта женщина знает, о чем она сейчас думает, в серых глазах промелькнуло понимание и, да… сострадание. Промелькнуло… и обе снова замерли с выражением благопристойного равнодушия на лицах. Миссис Кеттеринг закрылась журналом, а Кэтрин Грей повернулась к окну, наблюдая бесконечную череду унылых улиц и пригородных домов.

Рут никак не могла сосредоточиться на ярко иллюстрированной странице. Помимо воли мрачные предчувствия терзали ее. Какая же она дура! Дурой была тогда, дурой и осталась. Подобно всем холодным и рациональным людям, утратив привычную уверенность в себе, она совершенно растерялась. Слишком поздно… А может, еще нет? О, если бы поговорить с кем-нибудь, посоветоваться! Впервые в жизни она ощутила такую потребность; раньше ей бы и в голову не пришло довериться чужому мнению, но сейчас… В чем же все-таки дело? Паника. Да, именно так. Она, Рут Кеттеринг, охвачена паникой!