Вернулась Мирей, закутанная в вельветовую накидку песочного цвета, отделанную мехом леопарда. Сама она тоже напоминала леопарда – рыжевато-коричневого и очень опасного. В ее глазах все еще сверкала ярость, и они были полны решимости.
Месье Ко и следователь обнаружились вместе в одном кабинете. После коротких представлений Пуаро мадемуазель Мирей любезно попросили рассказать свою историю, что она и сделала – почти теми же словами, которыми рассказала ее Найтону и Пуаро, хотя и с гораздо большей выдержкой.
– Это совершенно фантастическая история, мадемуазель, – медленно произнес месье Карреж. Он откинулся в кресле и укрепил на своем носу пенсне, через которое стал пристально рассматривать танцовщицу. – Вы хотите, чтобы мы поверили, что месье Кеттеринг заранее рассказал вам о планируемом преступлении?
– Ну да. Он еще сказал, что «она слишком здоровая». И что умереть она может только в результате несчастного случая, который он организует.
– А вы понимаете, мадемуазель, – строго заметил следователь, – что это заявление делает вас соучастницей преступления?
– Меня? А вот и нет, ни за что, месье. Я ни на секунду не подумала, что он говорит это серьезно. Совсем нет! Я знаю мужчин, месье. Иногда вы говорите совершенно дикие вещи. Странно выйдет, если все, что вы говорите, будет пониматься
Следователь поднял брови.
– Должны ли мы понимать это так, что вы отнеслись к словам месье Кеттеринга как к ничего не значащей болтовне? Позвольте мне спросить вас, мадемуазель, что заставило вас забыть обо всех ваших обязательствах в Лондоне и приехать сюда, на Ривьеру?
Мирей взглянула на него трогательными черными глазами.
– Я хотела быть рядом с мужчиной, которого любила, – просто ответила она. – Что в этом такого необычного?
Пуаро слегка изменил вопрос:
– Значит ли это, что месье Кеттеринг хотел, чтобы вы сопровождали его в Ниццу?
Было видно, что танцовщице трудно ответить на этот вопрос. Прежде чем заговорить, она долго колебалась, а когда наконец заговорила, то сделала это с надменным безразличием:
– Такие вещи я решаю сама, месье.
Трое мужчин поняли, что это совсем не ответ на поставленный вопрос, однако предпочли промолчать.
– А когда вы впервые поняли, что месье Кеттеринг убил свою жену?
– Как я уже сказала, месье, я увидела, как он выходил из ее купе как раз перед тем, как поезд остановился в Лионе. На его лице было тако-о-о-е выражение – я его сначала даже не поняла… у него был жуткий и испуганный вид. Я этого никогда не забуду.
Голос ее прозвучал визгливо, и она взмахнула руками в экстравагантном жесте.
– Не сомневаюсь, – заметил месье Карреж.
– А потом, когда я узнала, что мадам Кеттеринг была уже мертва, когда поезд отошел от перрона в Лионе, вот тогда я все поняла.
– Но даже тогда вы не обратились в полицию, – мягко напомнил ей следователь.
Мирей с превосходством посмотрела на него: роль, которую она в тот момент играла, ей явно нравилась.
– Я что, должна была донести на своего любимого? – спросила она. – Нет, нет, месье, такого от женщины требовать невозможно.
– Однако сейчас… – намекнул месье Ко.
– Сейчас все по-другому. Он меня предал. Я что, должна молча страдать?..
Следователь продолжал разглядывать женщину.
– Именно так, именно так, – повторил он успокаивающе. – А теперь, мадемуазель, прошу вас прочитать запись того, что вы нам только что рассказали, и если там все правильно, то подписать ее.
Мирей не стала тратить время на чтение.
– Конечно, конечно, – сказала она, – все правильно. – Она встала. – Я вам больше не нужна, господа?
– Не сейчас, мадемуазель.
– И вы арестуете Дериика?
– Немедленно, мадемуазель.
Мирей мстительно рассмеялась и плотнее закуталась в свои меховые одежды.
– Он должен был хорошенько подумать, прежде чем оскорблять меня! – воскликнула танцовщица.
– Еще минутку, – кашель Пуаро звучал как извинение. – Просто одно маленькое уточнение.
– Слушаю вас.
– А почему вы думаете, что мадам Кеттеринг была мертва, когда поезд отошел от вокзала в Лионе?
Мирей в недоумении уставилась на детектива.
– Но она была мертва.
– Неужели?
– Ну конечно. Я…
Она вдруг замолчала. Пуаро, который не отрывал от нее глаз, заметил в ее взгляде подозрение.
– Мне так рассказывали. Все так говорят.
– Ах вот как, – произнес бельгиец. – А я и не знал, что об этом говорилось за стенами этого кабинета…
Мирей встревожилась.
– Слухами земля полнится, – туманно заявила она. – Кто-то мне это сказал. Я сейчас уже и не вспомню кто.
Женщина направилась к двери, и месье Ко уже вскочил, чтобы открыть ее перед ней, но в этот момент опять послышался голос Пуаро:
– А драгоценные камни? Простите, мадемуазель, о них вы ничего не можете рассказать?
– Камни? Какие камни?
– Рубины Екатерины Великой. Уж коли вы так много слышали, то о них-то вам наверняка говорили.
– Я ничего не знаю ни о каких камнях, – резко ответила Мирей.
Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.
Месье Ко вернулся на свое место, а следователь глубоко вздохнул.
– Настоящая фурия, – произнес он, – но чертовски хороша. Интересно, она сказала правду? Мне кажется, что да.