Тайна и ложь

Ёнчжун с некоторых пор находился под впечатлением одного образа, стоявшего перед глазами. Еще до того, как стать режиссером, он имел привычку придумывать истории с каким-нибудь образом, возникающим в голове. Но в этот раз образ не имел никакого отношения к кино. Трое мужчин сидят плечом к плечу, прислонившись к могильному холму — эта сцена была изображена на черно-белой фотографии. Они сидят, прислонившись к могиле отца. Судя по тому, что они одеты не в траурную одежду, а в обычные национальные костюмы ханбок, обуты в резиновые туфли, а не в соломенные лапти, снимок был сделан, скорее всего, на сорок девятый день со дня смерти отца после заупокойной церемонии. Старшему и среднему лет тридцать-сорок, а младший, сидящий наискось от могильного камня, еще молод. Они улыбаются, их лица расслаблены, наверное, выпили за упокой души умершего и закусили. Наполовину развязаны тесемки на одежде, штанины брюк засучены — они похожи не на сыновей, похоронивших отца, а скорей на семью на пикнике, — настолько смотрятся умиротворенно. Во рту младшего, молодого человека с густыми бровями и широкими ноздрями, цветущая веточка.

Эта фотография была сделана в детстве Ёнчжуна. В его памяти были свежи воспоминания о том, как он пропустил уроки в школе и, стараясь сохранить благоговение, с печальным видом шел на кладбище, и как он был поражен безнравственностью и непочтением отца и его старших братьев, которые с улыбкой фотографировались перед могилой дедушки. Ни на одном лице не было скорби.

«Для вас все хорошо закончилось. Встретимся позже», — даже такие слова кто-то произнес. Маленький Ёнчжун зря лил слезы, думая, что узнал, каким бессердечным, эгоистичным и лицемерным существом является человек. Тогда, потеряв близкого родственника, он не мог понять, что творилось в его наивной душе; это чувство было похоже на смирение. А что может быть за печалью и горем? Там пустота. Это пустота на короткое мгновенье дает передышку человеку, который несет непосильное бремя жизни, следуя закону бесконечной цепи перерождений. В день полного освобождения от жизни они снова встречаются. Что он, маленький, мог знать о разлуке — грустной, но грубой, непочтительной, когда отправляли в пустоту человека, освободившегося от пут, предопределенных судьбой. Это была улыбка людей с одинаковой судьбой, согласных с предопределением, данным им природой.

Снова налетел ветер, и от лепестков цветов, кружившихся в воздухе, зарябило в глазах. Вспомнилась не только старая черно-белая фотография. Ёнчжун вдруг подумал, что отец умер. Как ни странно, это было мгновенье, когда он безо всякой причины, просто всем телом почувствовал это. Пришел и его черед вслед за младшим сыном, держащим во рту ветку в цветах, улыбаться на фотографии. Но Ёнчжуну даже вход в печаль, к которому он приближался неуверенными шагами, был не знаком. Он не чувствовал никакой печали. Только щека горела и пальцы дрожали — он находился в полной растерянности. Увидев, что с веток начинают облетать лепестки, Ёнчжун успел закрыть глаза до того, как они полетели ему в лицо.

В тот день после полудня, в два часа десять минут, в санатории для членов семей государственных служащих в возрасте шестидесяти девяти лет скончался Чон Чонук. Он оставил двух сыновей. Ко времени своей кончины он уже около двух лет был вдовцом. В поселке К. Чон Чонук проложил первую асфальтовую дорогу, построил здание полиции, почты и актовый зал школы, водохранилище, Большой мост К. и другие мосты, расширил дороги и в уездном центре К. считался передовиком в строительном бизнесе в тот период, когда экономика развивалась по государственному плану. Но сейчас в К. из всего того, что он построил, почти ничего не сохранилось в прежнем виде. Дороги стали шире, здания или заново построили, или отремонтировали, а дом, где он родился, снесли; на его месте теперь зал для игры в боулинг. Чон Чонука кремировали, его прах покоится в пригороде Сеула.

2

В начале 1700 года потомок основателя одного рода в двенадцатом колене по имени Ёрим, блуждая с семьей в поисках земли, где можно было бы спокойно жить, прибыл в К. Он обосновался там, положив начало новому роду. В 1930 году в семье его потомка Чон Сониля родился четвертый сын, названный Чонуком, а к началу 1960-х годов, когда появились на свет два его сына, Ёнчжун и Ёну, род насчитывал уже девять поколений.

Отец Чонука, Чон Сониль, известный своей ученостью, был патриотом, примкнувшим к Движению за независимость, и один год и девять месяцев провел в тюрьме, а после Освобождения[9] народ избрал его первым начальником уездного городка. В К. Чон Сониля называли преемником надзирателя почтовых станций[10], но кто-то принижал должность, считая его канцеляристом местного ведомства.

Его старший сын, Чеук, с детства отличавшийся необыкновенными способностями, был отправлен учиться в Японию, но заболел и умер. Оставшиеся три сына совсем не интересовались учебой. Но у младшего из них родился умный сын Ёнчжун, которого Чон Сониль воспринял как подарок судьбы на старости лет.