Тайна и ложь

Жена Чана и шестилетний сын жили в доме рядом с конторой. Домашняя утварь их семьи состояла всего лишь из потрепанного матерчатого мешка для одежды, выглядевшего довольно внушительно деревянного комода, зеркала с серебристой алюминиевой окантовкой да рамки с изображением молящейся европейской девочки, рядом с которой словно сбегают слова «Если жизнь тебя обманет», написанные кистью. Когда семья Чана приехала в этот дом, Туман с удовольствием помогал разгружать привезенный комод. С тех пор каждый раз во время трапезы он заходил в хозяйский дом и ел на углу стола, плотно поджав под себя вонючие ступни. Когда не хозяйка дома, а кухарка говорила ему, что в подвале на полу собирается вода или покосилась дверная рама, Туман выполнял поручения, но, как правило, без особого удовольствия. Жена Чана кормила не только его, иногда она готовила еду для приезжавших из города инженеров, пока они жили в его комнате. Обычно инженеры останавливались в дешевой гостинице, но порой среди них попадались мужчины, которым надоела гостиничная жизнь чужих мест, или находились бережливые, кто из соображений экономии делил комнату с Туманом.

Жена Чана начала принимать талоны и продавать обеды с лета того года, когда они переехали сюда. Сначала она готовила только на свою семью. Но как только потеплело, она стала варить рис у колодца, повесив никелированный котел, и рабочие, у которых уже к полудню урчало в животе, наперебой подбрасывали дрова и вертелись у котла, стоило только разжечь огонь. Такую картину можно было наблюдать постоянно, и даже Чонуку бросились в глаза работяги, до обеда зря толпившиеся у колодца. Как только вышло указание Чонука, сразу на следующий день появилась простая временная трапезная. Мгновенно была сооружена кухонная плита, на которую можно было установить огромный котел, посреди двора появился настил, на него поставили низкий деревянный стол, и рабочие, сняв как попало резиновые калоши на груде арматуры, уселись рядком вокруг стола. С того времени Чан, поигрывая медными мускулами, стал разносить еду на подносе, и рабочим приходилось часто, даже когда не приезжал грузовик, слышать его крик «Посторонись! Эй, там, посторонись!».

Большинство чернорабочих считали Чана неприветливым, упрямым, туповатым мужиком, и не любили его, но некоторые говорили в его защиту, что он простодушный человек, знающий лишь как дорожить женой и дитём и как плавать на рыбацкой лодке. Чонук привез Чана из прибрежной деревни, когда неподалеку от нее занимался строительством дороги вдоль морского берега. Чан был рыбаком, но его промысел не позволял ему обеспечить сытую жизнь семье, поэтому он временно пошел работать на стройку разнорабочим. А жена его, скромная трудолюбивая женщина, вместе с единственным малолетним сыном все это время ждала мужа в одиноко стоящем доме, до которого доносился лишь шум прибоя. Чан усердно проливал пот на стройке, а когда она закончилась, обнаружил, что дом его стоит прямо у дороги. Он не мог больше рыбачить, поэтому оставил свою родину и уехал вместе с Чонуком. Однажды Чонук на лодке отправился ловить рыбу. Именно в тот день в окрестностях плотины очень сильно поднялись волны. Лодка перевернулась, и если бы Чан, как рассказывают, не пустился вплавь, рассекая воду, как сердитый кит, и не перевернул лодку назад, то Чонук бы утонул.

Чан выполнял разную работу в фирме Чонука, но наиболее подходящим его натуре делом оказалось запирание ворот, которое незаметно само по себе стало называться «дозором». Поздней ночью он выходил с ручным фонарем и смотрел, на месте ли грузовик и культиватор, потом проходил вдоль забора, проверял стройматериалы и напоследок, осветив лучом света площадку во дворе, запирал по очереди ворота и возвращался в дом. В таком маленьком уездном городке, возможно, и были мелкие воришки, жадные до серебряных ложек, палочек и остывшего сваренного риса, но воров, кравших имущество фирм, не могло быть. Однако бывший рыбак выполнял эту работу, не пропустив ни дня. Чан, не спавший по ночам, любил это время, когда оставался один в кромешной темноте. Лишь один Чонук догадывался о том, что Чан — человек моря, который ворочается в своей постели и не может уснуть без шума прибоя. Чонуку хотелось при случае поставить Чана главным над рабочими на прибрежной стройке, где он мог бы совмещать два дела: ночью, охраняя материалы, он вдоволь наслаждался бы шумом моря. Случалось, Чонук приветливо обращался к Чану с добрыми словами, когда тот поспешно выбегал и настежь распахивал ворота, стоило только среди глубокой ночи издалека раздаться звуку его мотоцикла. Иногда Чонук говорил Чану о том, что надо не только сидеть рядом с водителем грузовика, но и самому учиться водить машину, или о том, что следует учиться грамоте, чтобы он мог хотя бы выписывать чеки рабочим, и Чан лишь молча кивал головой. В такие моменты Чонук не мог видеть, что лицо Чана выражало не только недовольство или смущение, но и грусть.