К нашему счастью, ближайший и единственный поезд «Санкт-Петербург – Витебск» отходил всего через полчаса. Таким образом, у нас появлялся реальный шанс добраться до нужного места уже сегодня. Схватив билеты на самые дешевые места, мы понеслись к уже стоящему у платформы составу. Двенадцатый вагон оказался в самом дальнем его конце, но мы все же успели и за пять минут до отправления заняли свои места. В вагоне хотя и было немного прибрано, но общий вид оставлял желать лучшего. Запыленные окантовки окон, несвежие занавески и душная атмосфера быстренько заставили привередливую француженку сморщить носик.
– Нет ли здесь какой-нибудь системы индивидуальной вентиляции? – капризным тоном произнесла она
– Чего? – не понял я, решив, что ослышался.
– Воздух, – демонстративно помахала она ладошкой возле своего лица, – здесь же просто нечем дышать!
– Потерпи минутку, – развел я руками. – Поезд скоро тронется, и станет чуть посвежее.
– Неужели обязательно заставлять людей страдать от жары? – не унималась она.
– У нас люди стойкие, – отшутился я, – а в качестве средства для освежения могу предложить тебе газетку.
– Газета вообще-то предназначена для чтения, – фыркнула она в ответ.
– Если ее сложить вот таким образом, – парировал я ее выпад, – и вот так ручкой подвигать, то получается что-то вроде веера.
– Ну, если ты сам будешь ею махать, – чуть улыбнулась она, – тогда еще терпимо.
Мы некоторое время болтали о чем-то несущественном, после чего я плавненько повернул разговор на вопросы генеалогии, которые на тот момент волновали меня куда больше, нежели все остальное. Как раз в это время в проходе вагона появилась продавщица мороженого, с грохотом толкающая перед собой окованную железом тележку.
– Не желаешь мороженого? – полез я в карман за деньгами.
– Я бы лучше пообедала, – недоверчиво поджала губы Сандрин. – В ваших поездах присутствует вагон-ресторан?
– Естественно, – почти обиделся я, – ив некоторых из них кормят вполне прилично.
Сандрин легко поднялась с места, всем своим видом показывая, что готова отправиться на обед немедленно. Но поскольку я вставать не спешил, брови моей спутницы недоуменно поползли вверх.
– Беспокоюсь за наши вещи, – кивнул я в направлении ее знаменитой сумки.
– Куда же они могут пропасть, если поезд движется? – искренне удивилась она.
– Еще как могут, – утвердительно кивнул я, – да так, что и концов не найдешь.
– Каких таких концов? – не поняла она.
– Материальных, – раздраженно буркнул я. – Поэтому на твоем месте я обязательно взял бы ее с собой. Бери и пойдем, пока там очередь не набралась.
Несмотря на мои опасения, особой очереди в вагоне-ресторане не наблюдалось. Наверное, в связи с тем, что время обеда давно прошло, а время ужина еще не наступило. Выбрав еду по вкусу, мы продолжили наш так не вовремя прервавшийся разговор.
– Уж раз мы взяли с собой наши вещи, – первой начала француженка, – то могу показать тебе получившуюся схему. Смотри, – извлекла она из внутреннего кармана сумочки сложенный вчетверо лист бумаги. – Ты утверждаешь, что у Антона Ивицкого было трое сыновей: Людвиг, Тимофей и Роберт. Роберт, самый младший из них, предположительно родился в 1807 году. А вот что выяснила я. У него самого родился сын Владимир Робертович в 1832 году. В свою очередь, в 1857-м у Владимира родился сын Алексей Владимирович. У Алексея в 1881 году рождается сын Олег Алексеевич. В 1917-м, после вашей революции, когда Олегу было 36 лет, он эмигрирует во Францию через Финляндию. В одном из писем упоминается, что они ехали по льду всю ночь, страшно опасаясь застудить ребенка. Надо сказать, что в 1912 году у его жены Ксении родился сын Константин. А дочь Лидия Олеговна появилась на свет в 1918-м. Был, кстати сказать, и еще один младший брат, о котором я почти ничего не знаю. Единственно, что о нем известно, – его звали Мартэн, и с ним во время Второй мировой войны случилось нечто крайне нехорошее. Короче говоря, эта тема была у нас в семье под запретом. Ее старались не касаться даже случайно. И вот именно здесь происходит как бы разрыв в преемственности поколений. Константин Олегович так и остается во Франции, а Лидия вскоре выходит замуж за польского богача.
– Ты, значит, принадлежишь к ветви Константина? – на всякий случай уточнил я.
– Именно так, – взмахнула ресницами Сандрин, – поскольку у него в 1935 году рождается сын Вольдемар Константинович, мой дедушка. Мама родилась в 1955-м, приняв фамилию Андрогор в 77-м, а я, соответственно, появилась в 79-м.
– Никогда бы не поверил, что тебе 24, – заметил я, – на вид больше девятнадцати не дашь.
– Спасибо, – неожиданно засмущалась Сандрин, – вот уж не думала, что ты способен на комплименты.
– Извини, – в свою очередь почувствовал я неловкость, – как-то с самого начала мы с тобой были только партнерами в некоем предприятии. Но это дело легко исправить.
Я повернулся к проходящей мимо нашего столика официантке и поманил ее рукой.
– Желаете еще чего-то? – меланхолично взглянула та на меня.
– Наверное, надо выпить винца? – перевел я взгляд на Сандрин.