– К тому же и найденная тобой монетка была слишком новенькая, – поддакнул я. – Скорее всего, наш фигурант получал жалование прямо из госбанка, куда монеты доставлялись прямо с Монетного двора. Недаром на ее аверсе выбито «С.П.Б.», что означает Санкт-Петербургский банк! Так что пока несомненно только одно обстоятельство: сто пятьдесят килограммов французского золота этот тип выкопал в промежутке между маем и сентябрем 1861 года. Вот так! О царском манифесте к тому времени уже были оповещены все подданные империи, и в сельских районах начался форменный хаос.
– Так что звони скорее француженке, – завершил разговор Михаил. – Покажи ей, что мы в России тоже не лыком шиты, да и вообще…
Повесив трубку, я некоторое время утрясал в голове свалившиеся на меня новости, после чего вновь взялся за телефон. Сделав несколько безуспешных попыток выйти на Париж через автоматическую станцию, я сдался и сделал заказ через оператора телефонного узла. Потянулись минуты ожидания. Чтобы не скучать без дела, я заварил себе чай с лимоном, изготовил пару бутербродов с сыром и едва начал холостяцкий ужин, как раздался характерный звонок междугородки.
– Слушаю! – схватил я трубку.
– Париж заказывали? – сухо осведомился голос на другом конце провода.
– Да, да, конечно, – с готовностью подтвердил я.
– Соединяю…
Что-то звонко щелкнуло, и послышавшиеся в динамике звуки музыки указали на то, что абонент снял трубку.
– Бонжур, – донеслось до меня из неведомых далей.
Далее последовала малопонятная тирада на французском, из которой я понял только то, что владелицы телефона на месте нет и что меня просят оставить сообщение автоответчику.
– Кх-м, кх-м, – солидно откашлялся я в микрофон, – здравствуйте, сударыня! Вас беспокоит Александр, тот самый человек, с которым вы беседовали весной и у которого случайным образом оказались бумаги, касаемые некоего старинного клада. Хочу вам сообщить, что теперь я знаю точное место, где он был спрятан. Если вас еще интересует этот вопрос, позвоните мне по следующему номеру в России: 7-095-907-**-**.
Какое-то время я бродил по комнате, неизвестно почему ожидая мгновенного ответа, но вскоре сообразил, что парижское время отстает от московского на два часа, и ответ может последовать нескоро. Включил телевизор и, досмотрев какой-то боевик до конца, с чистой совестью завалился в кровать. Было предельно ясно: сегодня мой французский абонент точно не позвонит, даже если прослушает автоответчик. Я оказался прав, ибо звонок поднял меня на ноги в начале первого ночи, то есть, по сути, на следующий день.
– Кто это, – спросонок пробурчал я в микрофон, – какого дьявола надо?
– Это вы, Александр? – словно свежим весенним ветерком повеяло из телефонной трубки. – Добрый вечер, я не слишком поздно вас беспокою? Это вы мне звонили из Москвы? Я доступна для разговора…
– Ничего страшного, – затряс я головой, стараясь рассеять остатки сна. – Всего четверть второго…
– Ой-ля-ля, – прыснула она, – совсем забыла о разнице во времени.
– Бывает, – постарался придать я должную бодрость своему голосу, -^ один раз в году можно не доспать.
– Почему только один?
– Потому что… думаю… да нет, я просто уверен, что вы мне никогда больше не позвоните.
– О-о, – удивление невидимой собеседницы, казалось, достигло наивысшей точки, – Вы – первый мужчина, который говорит мне такие слова. Остальные все же сохраняли за собой подобную возможность. Меня, кстати, зовут Сандрин, Сандрин Андрогор. Так что будем знакомы, Александр.
– Я, ей-богу, не со зла, – принялся оправдываться я. – Просто обстоятельства складываются таким образом, что вряд ли буду вам интересен в дальнейшем.
– Что так? Отчего такая непоколебимая уверенность?
– Считаю, что поиски по «Делу № 31 Императорской канцелярии» завершены. Место захоронения мною обнаружено. Оно оказалось пустым. Таким образом, наша маленькая проблема исчерпана до конца. Собственно, об этом я и хотел вас оповестить. Если назовете почтовый адрес, то готов выслать несколько зависшие у меня бумаги. Вернуть, так сказать, старый должок.
– Но хоть пару вопросов я задать могу? – донесся до меня ее совершенно не потерявший энтузиазма голос.
– Пожалуйста.
– Можете вы хотя бы приблизительно сказать, когда это произошло? Я имею в виду момент выемки ценностей.
– Легко. Раскопки с 99-процентной вероятностью были произведены где-то с мая по сентябрь 1861 года.
– Потрясающе, – пробормотала моя собеседница, и я вдруг представил, как она присаживается на край кровати и одновременно поправляет волосы. – А все ли приметы, указанные на вашей карте, совпали с приметами, имеющимися на реальной местности? – произнесла она уже как бы несколько надтреснутым голосом.
Теперь и мне пришлось искать точку опоры.
– Как, – сдавленно прохрипел я, подтягивая разом одеревеневшее тело к креслу, – неужели и у вас есть подобная карта?
– Разумеется, есть! – ответила Сандрин, не запнувшись ни на мгновение.