Тайна испанского манускрипта

– А всё-таки, горячий чай с ромом – это божественный напиток. Хорошо, если бы наши адмиралы ввели его в обиход на флоте.

****

Глава 9. Новое слово в искусстве навигации

Дед собирался спать и стелил постель. Для этого он встал на лесенку-стремянку, потому что кровать у него была высокая, средневековая – огромная дубовая кровать с балдахином на четырёх фигурных резных столбах и с отделением для Библии в изголовье.

Кто-то в глубине тёмной комнаты заунывно пел старинную матросскую песню-шанти с завывающей трелью в конце каждой строки. Капитан знал эту песню, она была так длинна, что ни один певец не мог пропеть её до конца, поэтому её обычно тянули, пока хватало терпения.

Дед лёг, погасил свечу и укрылся с головой. Последними словами шанти, которую пел невидимый певец, были: «Все семьдесят пять не вернулись домой, они потонули в пучине морской».

И тут капитан проснулся.

Он помнил деда плохо. Когда тот умер, капитан был совсем маленький, поэтому от деда у него осталось только ощущение чего-то огромного и доброго. Мать считала покойного деда небесным покровителем семьи и всегда молилась ему, словно тот был святой. До сегодняшнего дня покойный дед снился капитану один единственный раз в жизни – за несколько дней до того, как умерла мать.

Ещё не осознавая, зачем он встал, капитан вышел на палубу и приказал боцману играть аврал и убирать паруса, все да единого, и даже обстенить* их.

– Мы ложимся в дрейф, – коротко сообщил капитан подошедшему штурману Пендайсу.

– Надолго? – так же коротко спросил штурман.

– Не знаю, пока до следующего утра. Я чувствую опасность, – ответил капитан. – Идите спать, Пендайс… Кроме вахтенных все тоже могут отдыхать.

Потом он полез на фок-мачту, где находилось «воронье гнездо» – бочка вперёдсмотрящего. Там он снял с плеча подзорную трубу, открыл её и стал осматривать горизонт. Уже почти рассвело, и в сумеречной дали он на мгновение заметил силуэт корабля, который неясной дымкой мигнул светлыми парусами и скрылся из глаз. Капитан даже подумал, что ему показалось.

А между тем солнце взошло, и мир наполнился ослепительным розовым цветом. Спустившись, капитан приказал убавить дневную порцию воды: воду надо было беречь, он не знал, сколько они ещё так продрейфуют.

«Так видел я корабль или мне показалось?» – думал капитан потом всё время, но он решил положиться на свою интуицию и не рисковать шхуной и людьми.

Между тем день начинался и начинался в атмосфере всеобщего недоумения. Впрочем, матросы были рады отдохнуть, тем более, что на обед должна была быть похлёбка из черепахи. Но вскоре до них донеслись вопли кока Пиррета: тот, открыв парусину, натянутую над черепахами, черепах под ней не обнаружил.

Пиррет вернулся на камбуз к Платону.

– Ирод, – простонал кок Платону, понуро сидящему в углу. – И чем мне прикажешь сегодня кормить команду? Опять солониной? Будь она неладна!

Платон ничего не ответил, он только посмотрел на кока агатовыми глазами обиженного щенка и вышел.

– Учти, ты – покойник! – крикнул ему кок в спину.

О пропаже черепах кок Пиррет доложил капитану, в душе заранее страшась за Платона.

Капитан сначала удивлённо замер, потом отвёл глаза в сторону и проговорил скованно:

– Всё в порядке, Пиррет. Это я приказал выбросить черепах. Это были не зелёные черепахи, а ядовитая бисса. Мы в спешке их не рассмотрели.

Кок Пиррет ничего не понял из слов капитана… «При чём здесь ядовитая бисса? – думал он по дороге на камбуз. – Когда отловленные давеча три черепашенции были наивкуснейшими ридлеями?» Он видел сам!.. Своими собственными глазами!

Но любопытствующим матросам кок объяснил, что с черепахами вышла промашка, и их пришлось-таки выбросить за борт.

А Платон вышел от плотника Шелтона с короткой, заострённой с одного конца палкой, которая висела у него на шее на верёвочной петле и с ножом канонира Хоксли на поясе. Отыскав доктора Легга, Платон что-то стал объяснять ему, показывая на море, на шлюпку, на матросов и поднимая нож над головой. После чего доктор попросил у капитана разрешения спустить шлюпку на воду, потому что они с Платоном хотят наловить рыбы на обед. Капитан хмыкнул и приказал спустить шлюпку. Дядя Джордж вызвался идти вместе с доктором.

На палубу, как по звуку боцманской дудки, высыпала почти вся команда и сгрудилась вдоль борта. Шлюпку спустили на воду, доктор и мистер Трелони стали медленно грести вокруг шхуны. Платон, сидя на носу, всматривался в толщу воды и иногда мелко бил по воде руками, свесившись за борт.

Вокруг них расстилалась необозримая гладь океана, и в этом просторе не то что шлюпка, а даже шхуна казалась утлым судёнышком, жалкой скорлупкой, затерявшейся в его водах. Жгучие тропики неспешно катили по небу солнечный шар, и в его огне ленивые зелёные волны казались сияющим жидким стеклом.