Тайна испанского манускрипта

– От жажды – это да, – быстро согласился доктор. – Но у меня есть галеты. Погрызите, а я вас сейчас отвяжу…

Доктор Легг протянул сквайру галету и нагнулся, чтобы его развязать. Сквайр поспешно остановил доктора:

– Не надо. Я и сам могу отвязаться, доктор… Капитан мне показал, как это делается. Я просто пока не хочу.

Доктор Легг недоверчиво посмотрел на него. Воскликнул:

– Мистер Трелони, вы же едва живой! Давайте отвязываться!.. Уже не опасно.

И доктор принялся распутывать мокрые узлы на мистере Трелони, который принялся грызть галету, хотя его била дрожь. Доктор настороженно поглядывал на сквайра и рассказывал новости:

– Одному матросу переломало обе руки, а боцману Джонсу сломало ребро… Я их уже перевязал… Но все живы! Вы представляете, сэр? Только шишки, ссадины, порезы и ушибы! Это просто чудо!

Он развязал сквайра и спросил у рулевого Скайнеса:

– Где капитан?

– Пошёл с Пендайсом в трюм, – ответил рулевой.

– Да? – воскликнул доктор. – Ну, а мы тогда пойдём и проведаем кока Пиррета!.. Пусть он мне срочно выдаст рома – иначе нам не жить! Пойдёмте, мистер Трелони.

– Я не могу, – коротко сказал сквайр.

– То есть, как это не можете? – удивился доктор. – Что же вы, так и будете здесь стоять? Давайте руку.

Мистер Трелони вспыхнул и отдёрнул руку.

– Вот ещё! Какую такую руку? Я вам не дамочка! – вскрикнул он, потом, сдержавшись, упрямо заявил: – Сейчас вот доем галету… У меня просто ноги затекли! Вот доем галету и пойду.

Он продолжал жевать, глядя перед собой застывшим взглядом, покачиваясь и держась рукой за поручень: от усталости ему всё вокруг казалось нереальным и плывущим перед глазами.

Доктор Легг внимательно присмотрелся к сквайру и вдруг согласился:

– Тогда, конечно, стойте. Или лучше садитесь прямо здесь… А я вам сейчас принесу выпить – самое верное средство от затёкших ног. Это я вам, как доктор, говорю.

И доктор, как мог скоро, пошёл на камбуз. Вернулся он с бутылкой рома и протянул её сквайру.

Мистер Трелони, который всё-таки сел и привалился спиной к релингам, коротко хлебнул и отдал бутылку доктору вялой рукой. Доктор тут же с чувством приложился к бутылке сам. В этот момент на мостик поднялись капитан и штурман Пендайс.

– Недурственно, господа, недурственно, – проговорил капитан, оглядывая джентльменов шальными глазами. – А нас можно поздравить… На корабле все живы, никого не убило рухнувшей мачтой, никого не смыло за борт, мы не пошли ко дну поворотом оверкиль*, а в трюме – сухо… «Архистар» – удивительный корабль: в трюме, представьте – сухо! И сейчас кок, до штормового завтрака, выдаст всем шоколада, я уже распорядился.

Капитан был весел и не скрывал этого. Так же азартно он посмотрел на дядю Джорджа и спросил:

– Ну что, мистер Трелони? С первым вас ураганом! Ну, как вам шторм?

– Никогда мне не быть моряком, – пробормотал сквайр, а потом вскричал с сердцем. – Ну почему вы меня пинками, как боцман своих пассажиров в шекспировской «Буре», не прогнали в каюту?

– Разве я мог? – Капитан опешил. – Ведь я тоже задыхаюсь в каюте во время шторма…

Они замолчали.

– Теперь я буду бояться моря, – проговорил сквайр.

– Не будете, – успокоил его капитан и улыбнулся. – Вы полюбите теперь море. Или скажем так – теперь вы его станете уважать.

Капитан искоса глянул на доктора, который продолжал держать бутылку, потом вдруг хитро сощурился и произнёс:

– Я силою искусства своего

Устроил так, что все остались живы.

Да, целы все, кто плыл на этом судне,

Кто погибал в волнах, зовя на помощь,

С их головы и волос не упал…

И доктор вдруг, подняв брови и прижав бутылку к груди, нежно ответил ему высоким голосом:

– О, если это вы, отец мой милый,

Своею властью взбунтовали море,

То я молю вас усмирить его.

Казалось, что горящая смола

Потоками струится с небосвода;

Но волны, достигавшие небес,

Сбивали пламя…

Мистер Трелони, поднимаясь поспешно с палубы, подхватил вслед за доктором строки:

– О, как страдала я,

Страданья погибавших разделяя!

Корабль отважный, где, конечно, были

И честные и праведные люди,

Разбился в щепы. В сердце у меня

Звучит их вопль. Увы, они погибли!*

Все трое засмеялись, хотя были измучены, избиты, хотя каждое движение им причиняло боль, и они валились с ног, но они были счастливы тем, что остались живы, и тем, что были сильны и молоды, и тем, что с полуслова понимали друг друга.

Штурман Пендайс стоял и не знал, что и думать. Он исподлобья, поочерёдно, смотрел на капитана, на доктора Легга, на мистера Трелони. Потом провёл рукой по челюсти и почувствовал покалывание щетины, отросшей за последние дни… «Не может же такого быть, – подумал штурман, – что все трое одновременно тронулись умом от давешнего потрясения? Шторм, конечно, был изрядный, нас потрепало на славу, но всё же? И ведь ещё минуту назад капитан рассуждал вполне здраво!»

Исподтишка он глянул на рулевого – что думает тот? Рулевой стоял у штурвала, держался курса и глазом не вёл, то есть, вёл, конечно, но только в сторону компаса.

– Я пойду, проведаю боцмана, как он там со своим ребром, – пробормотал Пендайс.