Тайна исповеди

10 июня 1946. Второй день Троицы. Выходной! Вчера нам на семерых дали 700 г маргарина, 930 г сахара, 250 г какао-крема, 7 яиц, два кило хлеба. А вечером мы еще получили 2¹Л ящика пива! Я выпил бутылку вина, пять бутылок пива и бутылку яблочного сока. Ложился спать — всё было хорошо. А ночью мне стало плохо, я чуть не умер! Долго и мучительно блевал. Хорошо, что сегодня голова не болит.

13 июня. У нас появились черешня и клубника, но это всё еще очень дорого. Я заказал себе часы за 700 франков. Платить договорился четырьмя траншами. Послал домой открытку.

Прошел слух, что нас отпустят в отпуск домой на 8 дней, а после мы сможем вернуться сюда и работать по найму, за вольную зарплату, и свободно передвигаться по округе! Но дальше 8 км от лагеря отходить будет нельзя.

27 июня. В воскресенье в лагере давали оперетту „Девушка с Рейна“ и показывали фильм „La chanson d'une nuit“.

Думаю о своем отношении к Богу и религии. Пока не могу ничего четко сформулировать. Из-за этого чувствую себя только наполовину человеком.

Говорят, в Северной Франции бастуют тысячи военнопленных…

Мой приятель Ханс получил письмо из дома. Его подружка гуляет с американцем! Он убит горем. Хорошо, что я еще не обабился…

Вчера в лагере продали больше 300 наручных часов — по цене от 375 до 475 франков. Надеюсь, к следующему завозу товара у меня тоже будут деньги на покупку. Иногда удается немного подработать. Вот срисовал с фотки жену Хайнца, мой гонорар — 30 франков…

Вольные пригрозили забастовкой.

Нам всем выдали дополнительно по кило маргарина за июнь. А вот колбасы и не дают… Иногда она бывает в столовой — но по какой цене! Бельгийцы говорят, что с осени отменят карточки на табак и хлеб.

10 августа я наконец купил швейцарские часы! За 375 франков! А еще в счет мясного пайка дали по банке американской тушенки на брата.

Я получил новую спецовку! И — мы переехали в новые барак, а старый, еще английский, снесли.

И вдруг новость: ни с того ни с сего арестовали пять человек в бухгалтерии. Воровали? И — пятерых артистов варьете: может, из-за того, что они гомосексуалисты? Как бы то ни было, мы остались без вечерних представлений, к которым так пристрастились…

Мать пишет, что из еды можно достать только кожу и кости.

К началу зимы я купил себе свитер, перчатки и шаль. А в каптерке мне выдали новый бушлат.

Убило в шахте нашего товарища, он итальянец. Ужас. Мы послали его семье письмо с соболезнованиями и собрали (54 человека) 1000 франков. Письмо через месяц вернулось — семья переехала неизвестно куда. Хорошо, деньги не успели отправить.

Настал 1947 год. Послал домой три пакета с едой от YMCA, каждый стоил, между прочим, 125 франков!

Из дома пишут — жрать нечего. На человека в день приходится по карточкам 250 г хлеба, 30 г маргарина, 30 мармелада, 15 г мяса, 15 сахара, 7 г жира. На месяц — 4 кило картошки. Мать весит 100 фунтов… Может, ей все-таки снова станут платить пенсию. Пишет, что вокруг у них там — сплошные руины. Из 10 церквей осталось две. Из 12 школ — три…»

Кто был из западной зоны, тех отпустили по домам еще в 45-м. А кто из восточной — те отмотали двушку с хвостиком. Их, как и обещали, выпустили в сентябре 1947-го. Лагерное начальство пугало:

— Из восточной зоны вас всех в Сибирь отправят!

Было реально страшно: а вдруг?

И вот, наконец, мы отработали последнюю смену в шахте… С товарищами, которые оставались, мы тепло попрощались. Мастер сделал мне подарок — фунт кофе. В столовой я купил полкило табака и шесть вареных яиц на дорогу — впрочем, в пути выяснилось, что они все тухлые.

Товарняком нас довезли до пересыльного лагеря. Там переночевали и на другой день доехали до границы британской зоны, получили справки об освобождении и по 40 марок на брата. А вот денег, которые у нас отняли еще в первом лагере, обещая после отдать, — никому не вернули, конечно.

Мы перешли пешком через демаркационную линию — и дальше как белые люди поехали уже не товарняке, а пассажирским поездом!

Но это была еще не полная свобода — пришлось вытерпеть двухнедельный карантин. Боялись что мы привезем заразу!

— А не было такой мысли — поехать в Западную Германию?

— Нет, конечно!

— Что, тебя социализм заинтересовал?

— Какой социализм! У меня же на Востоке оставалась мать и сестра 9 лет. Надо было о них заботиться. Мать — вдова солдата, отчим (это тот, кто кормился при нацистской ячейке!) погиб в России, в 1943-м. Конечно, она как вдова получала за него пенсию, но — какую? Копейки…

Райнер вернулся домой, в свой маленький городок, от которого, впрочем, остались только руины. Уж постарались бомбардировщики союзников! Те самые, что пытался, но не смог отогнать наш «герой» и его сослуживцы… Круг замкнулся. Ушел на войну из своего городка — и через три года вернулся на то же место… Мать, сестра, щастье, объятия, надежды на лучшее. Вообще жизнь стала налаживаться! Привезенный из лагеря фунт табака Райнер на родине выменял на костюм second hand, рубашку и галстук. А еще ему как нуждающемуся выдали из фонда солидарности комплект офицерской формы вермахта. Шинель после перешили во вполне модное пальто!