Тайна исповеди

… Кажется, первый, у кого я прочитал про такие вот жесткие предпочтения: когда увидишь девку — и у тебя от каких-то ее свойств, от черт лица ли, от роста, линий тела, от жестов, от движений, к примеру, плеча, от тембра голоса или еще какой ерунды сразу срывается в галоп сердце, — был Набоков. У него много про это. Та же Лолита — типаж, который всю жизнь тянул к себе самого писателя, прикрывшегося Гумбертом. Я много про это думал и, думая, волновался. Это было дико важно для меня! Ну, когда-то. Увы, я не успел, не смог — при Советах-то — про это поговорить с самим стариком, которого упорно держал за классика. Но зато! Я с пристрастием расспрашивал его сестру Елену, с которой мы виделись по переводческим нашим, ее и моим, делам в Женеве — она когда-то была толмачом в ООН, куда до нее нам. Я захаживал к старушке попить чаю; она жила в приличном доме на Rue Charmille, rez de chausse.

Я пытал Елену, добывая сведения про ее брата. Она была в здравом уме и твердой памяти и рассказывала, откровенно и охотно — скучно же было сидеть одной, а тут я заглянул развлечь старушку. Ее беда была еще и в том, что какие-то из гостей не могли дождаться, пока она доковыляет на своих ходунках до двери — и, прождав после звонка пару минут, уходили. Отпирает она дверь, через пять минут — а там никого. Как люди жили без мобильных? Непонятно совершенно.

Я ее всегда дожидался.

Да, так Лолита, Лолита…

Откуда ж это всё взялось-то? Из пальца высосал писатель этот сюжет? Так бывает разве? Эхехе…

Мне это хотелось выпытать у сестры. Но сначала, усыпляя ее бдительность, я ее расспрашивал вообще про жизнь. Она отвечала:

— Мы все вместе уехали в 1919-м. Мать вывезла ожерелье жемчужное, которое дало нам много денег — мы довольно долго на них жили. Сперва — в Лондоне. Там я ходила в английскую (она ставила ударение на первом слоге — английскую. — ИС) школу. Потом мы, как известно, жили в Берлине. Я там ходила в русскую эмигрантскую школу. Мой отец стал редактором газеты «Руль». А затем произошло ужасное несчастье, когда отец был убит, — ну, вы всё это знаете… После случая с моим отцом — это понятно, да? — в 1923-м мы двинулись в Прагу, потому что чешское правительство тогда чрезвычайно щедро помогало русским эмигрантам. По-видимому, это связано с мятежом чехословацкого корпуса в Сибири. Чехи как бы предали Колчака и хотели себя как-то реабилитировать. И это у них получилось замечательно. Пятнадцать лет они помогали русским эмигрантам! Давали субсидии, одежду, бесплатное обучение — и в школах, и в университете. Жили мы там неплохо… Пожалуй, мы простили чехов.

Я была замужем два раза. Оба они — русские, офицеры. Второй мой муж — Всеволод Вячеславович Сикорский, с ним я познакомилась в Праге — был штабс-капитан, артиллерист. Когда Красная Армия их победила, они выехали. Сикорский кончил в Праге русский юридический факультет. А после окончания работал кассиром в эмигрантской кооперативной лавке. Собственно, я там его первый раз и увидела. Потом мы встретились случайно в дешевом русском ресторане «Огонек», туда все наши ходили.

Почему он не работал юристом? Дело в том, что в русском университете учили старые русские законы. Мы много лет думали, что через пару лет большевики кончатся, в России наведут порядок, весь свод законов Российской империи восстановится, мы вернемся домой и заживем прежней жизнью…

А я закончила философский, но учила там в основном славянские литературы, в том числе и русскую. Закончила — и тоже работала в магазине, продавщицей. Было страшно: я безумно боялась просчитаться! А после устроилась в университетской библиотеке, это в Праге. Потом нашлось место в библиотеке ООН здесь, в Женеве — я говорю на пяти языках, это им понравилось, — и мы сюда переехали в 1939-м.

Как же им повезло — успели сбежать от немцев, от их войны, в нейтральную страну!

— Муж не работал, сидел с сыном. Он по новой профессии переводчик… Как сказать — simultanee?

— По-русски это будет — синхронный, — подсказал я и дальше плавно перевел разговор на главное, на глубинный смысл образа Лолиты. Елена рассказывала:

— Мой брат был очень красивый молодой человек, такой элегантный. Мы были с ним страшно дружны! Правда, в Петербурге мы почти не общались! Жили на разных этажах и виделись только за завтраком и обедом. А подружились страшно, когда оказались в Крыму. Мне — 13, ему — 19. Мы часами были вместе… Он меня научил…